— Сенатор и консул Рима Теофилакт верно и достойно выполнял приказ римского понтифика. Да, это шло вразрез с вашими интересами, мой кир, но Теофилакт ведь и не является вашим вассалом и не связан с вами никакими обязательствами. Настала пора, возможно, изменить эту ситуацию. Теофилакты — верная опора папы римского, и через него вы сможете восстановить отношения с Бенедиктом. А вклад его супруги в успех нашей кампании против бургундцев и вовсе трудно переоценить.
В итоге Альберих повез от Беренгария письма в Рим, в одном из которых Беренгарий выказывал дружеское расположение Теофилакту и Теодоре, а в другом просил у преемника Святого Петра благословения и клялся в верности и защите интересов Церкви. Таковые письма должны были подвести черту под почти двухлетним противостоянием Фриуля и Рима.
Две недели пути, в течение которых Альберих возвращался домой, прошли довольно беспечно. Неприятностей в виде случайных встреч с арабскими или христианскими разбойниками ждать не приходилось, его войско по-прежнему выглядело грозно, хотя и уменьшалось с каждым днем, поскольку вассалы со своими дружинами с разрешения хозяина постепенно покидали его, возвращаясь в свои имения. Вечер каждого перехода воины Альбериха встречали в попутных тавернах, благо поход в Верону достаточно заметно утяжелил кошель всякого его участника. Досаждала, правда, чудовищная жара, опустившаяся на Апеннины, поэтому все-таки к концу путешествия воины Альбериха мечтали о холмах Сполето не менее рьяно, чем когда-то евреи о земле обетованной.
Но вот, наконец, их упорство было вознаграждено, причем гораздо скорее, нежели Моисеевым евреям, и дружина Альбериха, достигнув ворот замка, с наслаждением начала размещаться к ночлегу внутри обширного крепостного двора. Сам Альберих с облегчением и радостью ощутил на себе холодное дыхание стен дома, к которому он за недолгое время пребывания здесь в качестве хозяина успел привыкнуть и даже полюбить. Слуги быстро накрыли стол, при этом сеньор изъявил желание отужинать в одиночку: шумные бражные кампании, почти ежедневно устраиваемые во время похода, успели ему порядком опостылеть.
После того как стол был заставлен мясом, разнообразными сырами, фруктами и византийскими сладостями, Альберих обратил внимание слуг на отсутствие главного украшения своей трапезы. Остановив их на пути в погреб, Альберих приказал слугам вернуться к его багажу, где после похода оставался единственный уцелевший бочонок монастырского вина, присланного ему Агельтрудой. Альберих, предвкушая томный вечер, когда он будет в долгожданном одиночестве восстанавливать свои силы, еще пару дней назад, в дороге, заставил своего слугу в последний раз рискнуть своим здоровьем, продегустировав содержимое бочонка. Справившись о здоровье раба и узнав, что тот вроде здоров и, как обычно, трудится на благо господина, Альберих мысленно поздравил себя с тем, что все предосторожности хитрой Теодоры он выполнил, пусть тревоги и оказались напрасными.
Альберих весь вечер потягивал это вино, находя его на редкость превосходным, а его мнение в данном вопросе было в то время, быть может, авторитетнее любого во всей Италии. Довольным взглядом успешного властелина он окидывал засыпающий в ночи Сполето, чувствуя, что, по крайней мере, на сей момент ему нечего больше желать. Он долго не ложился спать, стремясь всеми силами продлить этот день, увенчавший его деяния последнего времени.
Он проснулся уже к полудню, не в его привычках было вставать слишком рано. Совершив утренний моцион и позавтракав, он позвал к себе своего верного капеллана и попросил доложить о последних новостях. Капеллан начал с вестей, донесшихся до него с севера.
— Эге, дружок, об этом я тебе сам могу рассказать лучше, чем кто бы то ни было. Что еще нового?