— Хвалю Господа за то, что он дает нам возможность прекратить бессмысленное кровопролитие, происходящее сейчас в Риме. Мы приложим все усилия, чтобы в горячо любимом нами городе воцарились мир и спокойствие. Но, по нашему мнению, мир и спокойствие здесь наступят только тогда, когда будет устранена причина всех возмущений. А причина в данный момент преступно восседает на троне Апостола Петра. Я готов принять лично ваши предложения, мессер граф, но, в свою очередь, хочу выдвинуть дополнительные требования.
— Какие? — хором спросили Адальберт и Берта. Теодора расплылась в улыбке.
— Я прошу Великий Рим дать мне и потомкам моим право расположить в Замке Святого Ангела свою резиденцию. Тем самым я выкажу почет и уважение стенам, приютившим меня и мою семью и сохранившим всем нам жизнь и честь. Я требую, чтобы мой двор оставался подле меня в полном воинском облачении, равно как и люди мессера Кресченция. Ну и главное, вам, граф Адальберт, и вашим людям надлежит еще до Рождества покинуть Рим. Только в этом случае я готов подписать соглашение о перемирии с тем, кто именует себя епископом Рима.
— Покинуть Рим? Мне? Мне, замкнувшему вокруг вас кольцо? Мне, в чьей власти уничтожить всех защитников крепости, оставив их без пропитания? — Адальберт был возмущен такой наглостью.
— Да, вам. И я безотлагательно жду вашего решения. Время играет против вас, дорогой граф. В то время как мы разговариваем с вами, мои союзники разоряют ваши земли. Уверен, что еще две-три недели, и даже ваш тугой кошелек обнаружит в себе первые признаки похудания. Но, если вы покинете Рим до Рождества, мои союзники незамедлительно уйдут из Тосканы, а вы, в свою очередь, сегодня поклянетесь мне не мстить им за их вторжение.
Адальберт молчал. Молчала и Берта. По лицу графини ходили волны чрезвычайного раздражения, но она вынуждена была терпеть, она сама и без Теофилакта понимала трудность сложившейся ситуации.
— Папа Христофор не пожелает отпустить меня из Рима. Он нелюбим в этом городе, вокруг него одни враги, — попробовал найти спасительную зацепку Адальберт.
— Ну вот, а вы говорите, что его избрал сам Рим, — подловил тосканца Теофилакт. Адальберт на это только неопределенно махнул рукой.
К неудовольствию Берты, слово взяла Теодора:
— Успокойте вашего папу тем, что находящиеся в крепости сенаторы поклянутся не выступать против него с оружием в руках. Дополнительно утешьте тем, что с собой из Рима вы возьмете в качестве заложников людей мессера Кресченция. Его люди составляют половину защитников крепости. Таким образом, оставшимся здесь не под силу будет справиться с римским гарнизоном, сохраняющим верность Григорию. Но заложниками люди Кресченция будут являться только для Христофора, вы поклянетесь в том, что по выходе из Рима вы на следующий день отпустите людей Кресченция и его самого на все четыре стороны с оружием в руках.
На протяжении всей речи Адальберт с грустным упреком смотрел на Теодору. Но та осталась холодна к умоляюще-влюбленному взору графа, взывавшего к давно умершим в Теодоре чувствам.
— И кое-что еще, сиятельный граф Адальберт. Не беспокойтесь за судьбу узурпатора Христофора, от которого нам нужно только снятие интердикта, беспокойтесь за себя и свои земли. Восстановленный в правах папа Лев как человек, известный своим смирением и христианской любовью даже к врагам своим, подарит вам свое прощение, в чем мы послужим вам гарантией, а также, быть может… благословит вас в вашем совместном с бургундцами походе в Верону, — подчеркнуто резко сказал Сергий. Голос его зазвенел в стенах приемной, как металл о камень, и, казалось, был способен высечь искру. Никто их присутствовавших никогда ранее не слышал от Сергия подобного тона.
— Что за интерес у вас в конфликте Людовика и Беренгария? — спросила Берта, голос ее немного дрожал.
— У нас? Да, признаться, никакого, — поймав момент, ответила ей Теодора, отчего Берта резко отвернула голову в сторону от нее, — наши интересы не простираются так далеко на север. Но мы всегда будем готовы оказать посильную помощь тем, кто сам помог нам в трудную минуту, — Берта быстро взглянула на нее, но тут же вновь отвела глаза прочь, — Пусть Людовик и Беренгарий сами выясняют, кто из них достойнее императорской короны. На наш взгляд, никто из них не является достойным ее вовсе, а посему мы не будем вмешиваться в их конфликт и, мало того, посоветуем остаться в стороне и нашему другу, герцогу Сполетскому, — и Теодора этими словами удостоилась третьего, самого продолжительного, взгляда в свой адрес со стороны Берты Тосканской