Как только осажденным была позволена свобода передвижений в городе, Теофилакт попробовал восстановить связи со своими основными помощниками и союзниками в городе и за его пределами. Здесь также приходилось проявлять хитрость и осторожность, ибо за его людьми моментально организовывалась слежка, а двух человек, отправленных в город, он и вовсе не досчитался в эти дни, и судьба их осталась неизвестной. Справедливости ради стоит отметить, что основное противодействие и враждебность Теофилакт и его люди ощущали со стороны своих оппонентов в римском Сенате, тогда как граф Адальберт после подписания соглашения целиком сосредоточил свои усилия на походных сборах, намереваясь как можно скорее покинуть беспокойный и неуютный для себя Рим.
Отъезд тосканцев произошел накануне. Вчера утром защитники крепости с грустью и неприятным, щемящим ощущением в сердце простились со своими соратниками, с оружием в руках (как было оговорено в соглашении) покинувшими Рим под верховенством Кресченция. В крепости осталось не более сотни человек, которые сразу после того как ворота башни закрылись за Кресченцием, принялись лихорадочно готовиться к обороне. Теофилакт и его люди пришли в неистовое возбуждение, полагая, что этой или следующей ночью, вероятно, решится их судьба, и любая расслабленность или невнимание может дорого обойтись. За все это время из башни выехал всего лишь один конный курьер, направившийся по Триумфальной дороге таким отчаянным галопом, как будто за ним гнались черти.
Первая и самая опасная ночь, когда Теофилакты играли со смертью, тем не менее, миновала без происшествий. Теофилакт за это время не присел ни на одну минуту, понукая своих людей и покрывая их руганью самого высокомотивирующего уровня, среди которой фраза «бегемотово племя» было самой нетребовательной. Появление утренних лучей солнца, прорезавших небо, и ручейков паломников, заспешивших на службу первого часа в Ватикан, он воспринял едва ли не радостнее, чем Ной при виде вершин Арарата. От непрерывной суеты нового дня его отвлек только визит пастора Ландона. Оставив в покое своих людей, он поспешил в башню, чтобы вместе с Теодорой и Сергием переговорить со священником о чем-то важном.
Разговор со священником продолжался около часа, после чего святой отец, по-прежнему опережаемый шустрым служкой, вышел из башни, прошелся еще раз по успевшему впитать грязь ковру и вместе со служкой уселся в носилки. Здесь вышла небольшая заминка, носильщики и охрана где-то задержались по личным хлопотам, но священник не выказал недовольства, а терпеливо ждал. Наконец слуги подскочили к носилкам, пробормотав слова извинения, служка, на секунду показавшись из-за занавесок, повелительно махнул им рукой, и носилки святого отца благополучно покинули пределы крепости. Граф Тусколо к тому времени забрался на верхнюю площадку башни и внимательно следил за носилками. Как только священник со своими людьми скрылся из вида, Теофилакт, вспомнив, что «бегемотово племя» воспользовалось его отсутствием и непозволительно блаженствует, незамедлительно напомнил им всем о себе.
Тем временем носилки пресвитера Ландона величественно плыли посреди римской толпы. Римлянам знакомы были эти носилки, и они почтительно склоняли свои головы перед кортежем авторитетнейшего отца Святой церкви. Время от времени симпатичный и юркий служка высовывался из носилок и кидал бесчисленным нищим и убогим медные монеты, а те, в свою очередь, осеняли носилки Ландона благодарным крестным знамением. Пройдя мимо Форума и грандиозного Амфитеатра Флавиев, носилки на какое-то время растворились в огромной толпе римлян и пилигримов, спешащих увидеть главные святыни христианского мира. Вынырнув на поверхность у другого берега людского моря, кортеж Ландона затем вырулил к базилике Санта-Мария Маджоре, где пресвитер, согласно уже подмеченному нами распорядку действий, вошел в пределы знаменитой базилики и пропал из виду на несколько часов.