— Прекрасный план, Альберих! Прекрасная ночь, друзья! — крикнул подоспевший к воротам Сергий, — я умоляю вас, герцог, взять меня с собой!
— О, его преподобие хочет сполна насладиться своим триумфом?! Коня его высокопреподобию, живо! Прошу извинить, носилки Ландона прибудут сюда не ранее утра!
— Какие носилки, мессер Альберих?! Я готов бежать с вашим отрядом хоть пешим, лишь бы собственными глазами лицезреть падение Христофора!
И Альберих с Сергием устремились прочь из башни. К Теофилакту бросилась Мароция, глаза ее радостно блестели, она была в полнейшем восторге от такой безумно интересной ночи. Граф Тусколо расцеловал свою дочь и заключил в свои объятия Теодору:
— Как я рад видеть тебя, моя милая!
Теодора спокойно улыбнулась.
— Я тоже рада, мой господин. Но Альберих прав, мы еще пока ничего не добились. Отправляйся в Рим, а я останусь управлять замком.
На лице Теофилакта отразилось некоторое разочарование. Воодушевленный своей победой, в этот миг он как никогда был готов на восстановление прежних отношений, но эти холодные слова больно кольнули его сердце. Теодора заметила это и поспешила сгладить неприятное впечатление, поцеловав его в щеку и прошептав:
— Спеши! Я буду ждать тебя! — проводила она его, сказав ему в дорогу те же слова, что и несколькими часами ранее охраннику Гандульфу.
Теофилакт с полсотней людей спустя четверть часа направился в старый Рим через мост Элия, чтобы расправиться с теми, кто несколько месяцев назад поднял против него мятеж. Он не сомневался в своей удаче и по дороге только раздумывал, стоит ли ему этих мерзавцев предавать римскому суду или, заботясь о сохранении времени и сил, выступить для них в единой роли судьи и палача.
Ну а тем временем основные события разворачивались у ворот Святого Перегрина, главных ворот Города Льва. Всего два часа назад именно отсюда отошли основные силы сторонников сенатора Григория, которых напутствовал сам папа Христофор. С началом боя ворота, ведущие в Город Льва непосредственно от Замка Ангела, были наглухо закрыты, поэтому в момент атаки Альбериха нападавшие мигом очутились в западне, единственным спасением из которой являлось бегство по правому берегу Тибра. Естественно, что почти все предпочли бежать вниз по реке, обратно, к центральным воротам Леонины, и теперь под стены города Льва с восточной стороны начали прибывать сначала поодиночке, а затем все большими группами испуганные ланциарии городской милиции, требуя открыть ворота и оглашая окрестности воплями о том, что к грекам Теофилакта прибыло на помощь неведомое войско. Людей становилось все больше, но папская охрана не торопилась их впускать, пока, наконец, они не увидели сенаторов Адриана и Бенедикта, руководивших атакой на Замок Святого Ангела, а теперь примчавшихся на конях к городу Льва, видя в нем свой последний рубеж обороны. Ворота Святого Перегрина, по призыву сенаторов, загремели цепями и открылись, впуская в себя отступавших, которые лавиной хлынули в их разверстую пасть.
В этот момент с юга, со стороны Трастеверинского округа, показалась внушительная кавалькада всадников. Увидев ее, начальник охраны истошно завопил своим подчиненным:
— Закрыть ворота! Закрыть ворота для всех!
Но было уже поздно, отступавшие толпы григорианцев помешали оперативному исполнению приказа. Враждебная конница вихрем ворвалась в город Льва. Первые же влетевшие в Леонину всадники кинулись к воротам и заблокировали их спусковые механизмы, после чего начали яростно отбиваться от наседавших со всех сторон на них григорианцев. Среди последних ввиду появления нового врага скоро снова началась паника. Если до сего момента отступавшие бежали исключительно к Леонине, видя в ней надежду на спасение, то теперь поток отступавших от Замка Ангела рассеялся окончательно, григорианцы бросились кто куда, видя, что и Леонину теперь захватывает враг. А сзади них тем временем уже появились всадники отряда Альбериха. Их появление у главных ворот города Льва окончательно разрешило исход боя.
Григорианцы начали массово бросать свое оружие на землю, становясь на колени и простирая руки к противникам, умоляя тех о пощаде. Чтобы окончательно добить врага, сполетцы жестоко расправились с их архонтами, богатыми горожанами Рима. С разрубленными черепами у центральных городских ворот лежали Адриан и Бенедикт, римская чернь, словно страшные грифы, окружила их трупы и повела дележ их богатой одежды и вооружения. Покорно и со срывающимися испуганными литаниями встретили чужое войско папские слуги и многочисленные монахи, находившиеся подле престола Апостола Петра. Только спустя немалое время слуги Христофора сообразили, кто именно захватил город Льва, и хвалебные песнопения, дотоле направлявшиеся только в адрес самого Создателя, теперь получили и предельно конкретную адресность — духовенство приветствовало благородного герцога Сполетского. При этом монахи и рядовые священнослужители как бы само собой поспешили отстраниться и отойти подальше от базилики Святого Петра, толпа смиренного и покорного народа также отодвинулась от стен главной, наряду с Латераном, церкви мира, которая теперь робко ждала разрешения участи своего единственного оставшегося обитателя.