— Кто здесь? — крикнул Христофор и испугался эха, вызванного его голосом.
— Кто здесь? — повторил он гораздо тише, чувствуя, что еще не совсем раздавлен неудачами в своей жизни и обнаруживая в себе сохранившееся желание жить.
— Не надо так ругаться, брат мой. Произнося имя нечестивого, ты оскверняешь уста свои и ничуть не облегчаешь своего положения, — раздался спокойный и усталый голос.
— Кто ты?
— Так ли уж важно в этих четырех стенах, без света, без людей, кто мы оба? Я раб Божий, рожденный по воле его, вознесенный, опять же по воле его, на самый верх мирского существования и, опять же единственно по воле его, низвергнутый за гордыню свою во мрак ночи.
— Но должен же я как-то называть тебя, если мы будем разговаривать между собой.
— Называй меня Львом. Я родился в Ардеи, это недалеко отсюда, и всю жизнь свою провел в услужении Господу, но, видимо, не слишком усердно и излишне суетно было существование мое.
— Ты Лев? Папа Лев? — вскричал Христофор. С первых минут разговора с незнакомцем эта страшная догадка посетила его, и вот сейчас получила подтверждение, которому Христофор был нисколечко не рад.
— Я был им, брат мой, теперь это все в прошлом. И не надо кричать. За долгие дни тишины я почти отвык от звука человеческого голоса, и теперь твой крик мне больно бьет по ушам. Ты первый, с кем я разговариваю за долгие дни.
— Разве стража не приносит тебе еду и воду?
— Приносит и, как мне кажется, это случается один раз в день. Именно по количеству этих приходов я веду отсчет времени. Получается, что я здесь уже около ста двадцати дней.
— Так оно и есть.
— Еще раз в седмицу мне приносят несколько свечей, и я наслаждаюсь их недолгим светом и читаю Священное писание, находя в этом необыкновенную поддержку себе. Скоро их должны принести опять.
Воцарилось долгое молчание, прерванное внезапным раскатистым хохотом Христофора. Эхо подземелья охотно присоединилось к нему.
— Это прекрасно, брат, что ты с улыбкой на устах приветствуешь наказание свое. С таким настроением легче переживать все испытания для тела и души.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, папа Лев. Я усмехаюсь тому, что, вероятнее всего, это первый случай за почти тысячелетнюю историю существования церкви Христа.
— Что человек, занимавший трон Апостола Петра, брошен в темницу? О нет, ты ошибаешься, брат мой, это случалось, и неоднократно. Примеры беспокойного Иоанна Гундо или же Льва, возродившего Римскую империю68, тому свидетельства.
— Быть может, быть может. Скажи, святейший папа Лев, кто заточил тебя сюда и как ты относишься к врагам своим?
— Я стараюсь относиться к ним так же, прости меня, Господи, за дерзость мою, как наш Спаситель по отношению к палачам и предателям своим. Но человеческая натура несовершенна, и я солгу, если скажу, что мою голову никогда не донимали бранные мысли по отношению к моему врагу, кардиналу Христофору, и последователям его. Именно Христофор стал виновником моих несчастий, он сам слишком желал стать папой, а я внезапно встал у него на пути.
68
Имеются в виду Иоанн Восьмой и Лев Третий (750—816), римский папа (795—816), короновавший в 800 г. императорской короной Карла Великого.