"Возможно", - подтвердил Светлый.
"И куда же она денется?"
"Уйдет в тот мир, что ждет смерти этого. Она разделит материальное тело с душой, согласной ее принять, и будет жить в нем до распада первого своего пристанища.
Затем для нее начнется круг искупительного перевоплощения. Но первый этап - у твоей души не будет ничего. Даже собственного тела".
Императора внезапно осенило:
"Моя душа будет вместе с теми, кто умер здесь? Кто ждет возвращения?"
"Да. Там они живы. И ты не встретишь среди них сочувствия", предупредил Темный.
"Я согласен, - быстро сказал Император. - Согласен на любое искупление, пусть даже мне предстоит пройти не семь, а семьсот семьдесят семь кругов ада. Пусть я стану изгоем или бесправным рабом. Но я должен видеть, что они живы".
Боги ничего не ответили. И внезапно Император услышал тихую мелодию еле слышную, журчавшую, как хрустальный ручеек по отполированным камешкам. Каким-то наитием он понял, что эта мелодия - речь. Речь Богов. Они советовались меж собой.
И все время, пока они решали его дальнейшую судьбу, Император находился в крайнем напряжении. Он слишком хорошо помнил их слова, что Боги не имеют права на вмешательство...
"Хорошо, - сказал наконец Светлый. - Мы возьмем на себя ответственность. Ты получишь то, о чем просишь. Нам не нужно ничего взамен. Достаточно твоего желания исправить содеянное зло".
"Я исправлю все", - клятвенно пообещал Император.
Он испытывал самую настоящую радость - он не распоряжался, он всего лишь исполнял приказы. Не надо было выворачивать мозг наизнанку в поисках хоть какого-нибудь простенького желания. Он избавился от власти, его корона была здесь лишь блестящим украшением, побрякушкой. Он стал марионеткой, и он чувствовал облегчение. Что бы с ним ни случилось, это будет лучше его теперешней каторги.
Боги отошли к середине зала, Темный оглянулся:
"Ты готов?" - спросил он у Императора.
"Да".
Он не волновался. Скорее, это была радость смертельно уставшего человека, укладывающегося спать в мягкую и удобную постель. Это была усталость, и скоро должен был наступить покой, похожий на сон.
Нарастало ощущение чего-то сверхъестественного и совершенно неуместного в покоренной и разрушенной Вселенной. И вот... Сначала это было похоже на стену еле видимого мерцающего тумана, перегородившего пустую залу обсерватории по средней поперечной линии. Наитием Император понял, что должен сделать. Он встал в центре зала, от странной завесы его отделял всего лишь шаг. Боги встали плечом к плечу с ним, будто поддерживая его с двух сторон. Туман густел, теперь это был молочно-белый дым, плотный и непрозрачный, по которому волнами пробегали разноцветные блики и искры. Дверь обсерватории за этой пеленой разглядеть было невозможно.
Они стояли минут десять, и Император уже начал недоумевать - что же, он и будет так стоять?
Стена перед ним неожиданно вспыхнула ярким до боли розовым цветом, перешедшим в мягкое голубое свечение. Император почувствовал, как Боги подтолкнули его, и решительно шагнул в туман.
Два или три шага он шел, борясь с желанием вытянуть перед собой руки, чтобы не наткнуться на препятствие. Туман был настолько густым, что Император не видел нижнего края своего одеяния, а очертания его спутников скорее угадывались, чем были видимы.
Пелена спала внезапно, будто они вышли из гладкой стены. Никакой обсерватории по эту сторону тумана не было и в помине, и Император даже не пытался угадать, в какой точке пространства он находится. Больше всего это место напоминало квадратный зал на пересечении четырех коридоров. Коридор напротив Императора был затянут такой же голубоватой дымкой, как та, через которую он попал в Переход.
"Смотри, пристально смотри", - сказал Темный, показывая рукой на завесу.
Боги отошли в стороны и замерли, скрестив руки на груди, как окаменели. Император сосредоточил всю свою подточенную наркотиками силу воли на одном устремлении: смотреть. И через несколько минут картина изменилась:
теперь это был освещенный белый экран, а все вокруг погрузилось во тьму.
Экран недолго оставался пустым. Беззвучный щелчок, и такая знакомая, самая страшная картина его прошлого возникла перед ним. Только видел он ее с другой стороны.
Стоя в рубке корабля за спиной Сабин, он смотрел на свое лицо, видимое на экране прямой связи. И не только смотрел - он чувствовал то же, что и Сабин. Впервые он получил такую возможность. Зрелище это не удивило и не шокировало его. Люди всегда думали о нем так, как он сам о себе в последнее время. Они ненавидели Императора, ненавидели его неподвижное, застывшее лицо, эту маску из желтого камня. Люди не хотели даже разговаривать с ним.
Он узнал, как его ненавидела Сабин. Гордая дочь расы мутантов, она была унижена, и все ее попытки отстоять свою свободу безжалостно подавлялись. А до Императора даже не доходило, что это бунт - он принимал ее возмущение за приступы дурного настроения. Он побывал на месте белокурого капитана-мутанта. Арьен любил жизнь, любил свою расу, любил Сабин. Он был молод и достоин всего того, что имел. Он ненавидел Императора всем своим существом, и эта ненависть вполне могла потягаться с абсолютным оружием если бы капитан знал, как пользоваться своими чувствами. Раса могла бы уничтожить Императора, силой своей ненависти обернув Оружие против Хранителя. Жаль, что они не успели узнать, как уничтожить его физически. Впрочем, они сделали хуже. Он замер между жизнью и смертью, на бесконечно узком барьере, и ему не суждено было качнуться ни в ту, ни в другую сторону. Он перестал жить тогда, когда уничтожил свою расу, но понял это, лишь оставшись в одиночестве.
О, нет... Он не хотел видеть эту картину, не хотел быть среди умиравших от Оружия мутантов, не хотел чувствовать их боль. Но не мог оторвать глаз от экрана, и ему казалось, что за сиреневым жаром в небе он видит свое лицо, на котором не бывало даже подобия улыбки, и злорадный блеск в тускнеющих черных глазах. Как же это было больно, невыносимо больно сгорать в адском пламени... Его охватила такая ярость против себя, что сгоревшая в ту минуту часть его существа ожила и рванулась прочь из него. Он задыхался от ненависти к себе, две его половины боролись между собой. Мутант, плоть от плоти и кровь от крови родной планеты, хотел расправиться с Властителем Вселенной; они были двумя сторонами одного человека, и они больше не могли и не хотели существовать вместе.
Напрасно Император старался подавить эту внутреннюю ярость. Напрасно он пытался удержать обоих противников вместе. Боль ослепила его, разорвала надвое, он зажмурился и стиснул зубы. Несколько секунд показались ему вечностью, но затем внезапно наступило облегчение. Открыв слезящиеся глаза, он отшатнулся, встретившись взглядом с... самим собой.
Да, это был он, только очень молодой. И он носил имя Ксантив, а не Император.
Голубые глаза Ксантива с брезгливым сожалением смотрели в черные зрачки Императора. Это не было изображение на экране, Ксантив выглядел не менее реально, чем его постаревшее воплощение.
"Кто ты?" - на всякий случай спросил Император.
"Как будто ты меня не узнал", - губы Ксантива изогнулись в язвительной усмешке.
Надо же, когда-то он умел улыбаться, пусть даже и так. Император не помнил этого.
"Тогда я спрошу по-другому:
что ты?"
"Я - то, что ты почти с рождения глушил в себе. Я твоя душа, твоя совесть. Я люблю власть, но я ненавижу кровь. Мы не нужны друг другу, мы не можем быть вместе.
Убивая других, ты убивал меня. И я безумно рад возможности уйти в какой-нибудь другой мир. Прощай, Император. Ты ведь сам хотел этого", - он зло рассмеялся.