Этот ритуал эпистолярных расставаний, подсмотренный мною из каких-то красивых фильмов и книг, казался мне важным и необходимым действием, заключительным аккордом нашей тюремно-романтической истории, который должен подвести грустный итог.
Итог сделан. Я его подвел.
Записка ушла Ей — в светлый, прекрасный, свободный мир.
Я остался здесь — в жестком, грубом антимире абсолютного зла.
Однажды красиво начавшаяся история двух молодых людей — закончилась…
Тюрьма — козел, как говорят зэки.
Наступил вечер. Меня благополучно покормили какой-то дрянью. Выдали вонючий, страшный и тонкий матрас. Приказали спать. Я съел яблоко, крикнул Андрюху, который весь день меня донимал, не давая как следует погрустить. Тут же вклинился Тигра. Мы втроем подняли шум в нашем забытом богом отсеке. Это обычное дело после того, как выдадут матрасы, а сегодня тем более, Новый, мать его, год! Мы что-то натужно кричали друг другу, и наши крики имели мечтательно-радостную окраску. А как же! Разговаривали о празднике, женщинах, еде, ресторанах, о том, «как хорошо бы…», «сейчас бы…» et cetera.
Сверху дежурная крикнула, чтобы мы заткнулись. Но сказала это ненастойчиво, учитывая праздничное настроение, позволяя нам небольшое нарушение в честь новогоднего вечера.
В результате я сказал пацанам, что собираюсь спать, что решительно не вижу смысла ждать полуночи, что все равно шампанского у меня нет, женщины не придут и друзья не заедут. А утром рано придут осоловелые гайдамаки и заберут у меня единственную радость — сон. Поэтому я откланялся.
Я действительно не чувствовал особой радости от праздника. Так, остаточное, инерционное ощущение, что должно быть весело, не более. Я уже пребывал в своем другом измерении, здесь всё иначе. Здесь нет праздников, здесь — атмосфера горя. И я теперь отчетливо понимал, что лишен Нового года навсегда! Эта мысль отравляла мне настроение. Единственный плюс, который я извлек для себя в утешение, это то, что завтра я не проснусь с похмельным синдромом и голова моя не будет раскалываться от боли.
Как известно, во всем отрицательном можно (и нужно) найти положительные моменты.
Закурив «Парламент», который контрабандой доставлял Рыба, я лег на свое шконко-место. В трусах, поверх своего мягкого холлофайберового одеяла, я лежал, закинув руку за свою лысую дурную голову. Смотрел вверх, на тусклую лампочку (глаза всегда тянутся к источнику света), на грязные стены с замысловатыми узорами, которые за эти дни так примелькались мне, что кажется, я наблюдал их и знаю всю жизнь. Выпуская дым из легких, я созерцал, как клубы его заполняли влажное пространство камеры, медленно превращаясь в неподвижную сизую взвесь. Как на потолке колыхались от воздуха ошметки грязной паутины, в верхних углах уютно расположился известковый грибок. Сыпалась штукатурка. Капала из крана вода. Наверху, как живой гниющий организм, жила и копошилась тюрьма. Под эту общую картину звуков и ракурсов я потихоньку погрузился в неглубокую фазу сна.
Проснулся от ужасного крика и шума. Мне показалось, что я проспал долго. Весь корпус шумел. Зэки охрипшими голосами поздравляли друг друга с Новым годом, очень коротко, лапидарно, но, казалось, искренне. С улицы раздалась канонада взрывов. Сквозь этот шум, наверное, громче всех кричал Андрюха: «Миха, братан! С Новым годом тебя, родной!!! Здоровья тебе, удачи! Не унывай, держись! Все будет хорошо!»
Это было от души, и, мне кажется, он поздравлял меня крупным шрифтом.
Безусловно, и я начал надрывать голосовые связки, разбрасываясь добрыми известными всем словами. Это был всеобщий долгожданный момент, к которому так тянулись, стремились, мечтали и ждали. В СИЗО и тюрьмах (кроме места, откуда я пишу эти строки) тоже есть место для торжеств, маленькое пространство для праздничного размаха. Каждая камера, каждый человек встречает его по-своему, в силу своих персональных возможностей. Традиция празднества сильна, особенно Нового года. Никто не хочет считать себя маргиналом. А быть частью общего грандиозного праздника — это почувствовать себя счастливым.
На улице загрохотали с утроенной силой мощь и красота бесчисленных фейерверков.
— Мишаня! Смотри, что творится на улице! Смотри, красота какая, глянь в окно быстрее! — кричал откуда-то из глубины камеры Андрюха.
— Да у меня нет окна, ё-мое, я же тебе говорил!
— У него нет окна, — вторил моим словам Тигра.
— Блин, жаль! Знаешь, как красиво?
— Знаю, — говорю, — с Новым годом!
— С Новым годом тебя, родной! Давай не унывай. Все будет хорошо, поверь! — искренне на это надеясь, кричал Андрюха.