Са-та-на! — прозвучало в воздухе, и я не скажу, чтобы народонаселение испугалось. Но и не смеялось. В одной из демократических газет я прочитал, что все это — выходки доморощенных фашистов, в патриотической же было написано, что молодежные шабаши в Москве устраивают злобные сионисты. Но дальше ругани дело не шло. Пока.
Но я знал, под Кимрами стоит ОМОН, ОМСДОН и еще много чего. Власть нюхом чуяла опасность всем основам — а значит, прав я был, не просто молодые придурки время убивают. Всегда казалось мне, что на Кремль работают серьезные эксперты в этой области, и, видит небо, я не ошибся…
А в этом самом небе было пронзительно пусто.
— Ты ли это, друг мой Елизарий?
— Я. Но теперь имя мне другое, и я первый над тысячей в воинстве Его.
— Садись, что бы там ни было.
Он сел в углу, настороженный:
— Думаешь, зачем пришел?
— Полагаю, сам все скажешь.
— Ну да, наверное, скажу. Ты ведь знал Его?
Я кивнул утвердительно.
— Отчего же…
— Отчего же, хочешь спросить, я не с вами — триумфаторами уличных стычек?
Елизарий поморщился. Мой тон его явно не устраивал, но он пересилил себя:
— Дело совсем не в них. Они первые начали, вообще-то. Меньше всего Ему надо превращать все в балаган.
— А по-моему, он уже получил балаган.
— Так ты не веришь в Него? — голос так хотел звучать зловеще…
— Видел и верю. Я видел, как все начиналось… ну почти, можно сказать, видел. Он несет силу, это несомненно. Ну и что?
— Тебе этого мало? Или ты упиваешься здесь тем, что заменяет жизнь?
— Совсем нет. Но встать в ряды оболтусов потому только, что у них теперь новый повод для буйства нашелся — не кретин на сцене и не московский «Спартак»…
— При чем это здесь? Ты мне врать пытаешься.
— Отчего бы и не врать?
— Я пришел к тебе, как к другу. В прошлом — другу. И хочу, чтобы ты понял (они все еще ничего не знают) — идет большая смута. Пойми, я не шучу.
— Я догадывался и догадываюсь. Завтра вы начнете двигать звезды…
— Он — начнет.
— А я был наблюдателем по началу. И, знаешь, предпочту им остаться.
— Ты знаешь, где Джордж? — зашипел Елизарий, как примус в приморском кемпинге.
— Улетел. Ваши же говорят — улетел.
— Он милосерден к этому… Даэмон так добр к нему, если б не он, мы давно бы изловили этого самозванного бога.
— Такого же самозванного бога.
— Не неси ерунды. Даэмон нужен нам, каждому атому наших тел нужен. А тот… он просто так, он никому не нужен. В этих самых карнациях я ничего не понимаю и не желаю. Увижу — прикончу, и весь разговор.
— А ко мне-то зачем пришел?
— Проведать. И предупредить: если появится тот, сразу ко мне. Я тебя не прошу и не приказываю даже — просто надо так сделать.
— Тот придет не ко мне. Это вам надо его ждать, у себя, в потайных берлогах. Один раз он к вам уже приходил…
— Ну это — когда было… Мы ждем. Но тебя я предупредил.
— Тебя Даэмон послал? Где он?
— Ты высокого о себе мнения. Меня послал я сам, и то для тебя — большая честь. После всего, что я от тебя услышал.
— Елизарий, кончай валять дурака. Я же тебя знаю прекрасно, ты — пошляк, падкий на все эти дела. Ты «Агату Кристи» слушал. Ты мне тут архонта не изображай.
— Глупо. Все глупо, что говоришь. Сегодня еще можно смеяться, завтра… завтра уже не смешно будет.
— Репертуар Сильвера, Елизарий. Читал «Остров сокровищ»: те из вас, кто смеются сегодня, завтра позавидуют мертвым?
— Сильвера, хоть мыши иерихонской. Плевал я на твой репертуар. Я нынче чувак серьезный, с пистолетом хожу (он именно так и произнес — с ударением на «о»).
Вид Елизария был безумный и беспомощный. Если такой орудует у него над тысячей, дела Даэмона плачевны. Он сам может и умеет столы в воздухе вертеть, но вот ребята его — явные недоноски.
— И о чем ты думаешь, тоже знаю.
— Неужто? Сам научил?
— Опять ха-ха? Зачем?
— Ты сам понимаешь, что выглядишь смешно.
Елизарий устал от меня. Он поднялся быстро, как воздушный шар, и направился к дверям. Там обернулся и попытался исправить положение, напоминающее падающее:
— Я тебе все сказал. Он покрывает плащом: так и ты, смейся и издевайся, но ты — под Его защитой. Знай это. И благородный обязан ответить, так что не сиди себе обзервером. Презерватив нерешительный! Чао.