«Дремучая дурища». Хорошо, что Маши, домработницы, нет дома, она поехала на рынок. Вот она послушала бы, как костерят ее хозяйку!
– Ну да… А ты разве действуешь не такими же методами? И разве ты, придумав подобный сюжет и добившись того, что все участники появятся в прямом эфире, разве ты не ожидал бы скандала? Да мы только ради скандалов все это и делаем! Ну, признайся, Саша, разве ты мог бы предположить, что Тунцов, весь такой великий Тунцов, расскажет аудитории и всем телезрителям, что да, он все знал, кем была в прошлом его жена, что между ними никогда не было тайн и что они познакомились, когда он был ее клиентом! Он не побоялся признаться в том! И сразу же влюбился в Ларису и сделал все, чтобы вытащить ее из борделя… Ну и что, что все пошло не по моему сценарию? Все получилось даже лучше, чем можно было предположить. Тунцов стал вообще героем! О нашем шоу будут писать все газеты, причем не только местные! Да он и не попал бы к нам никогда, если бы не жил в нашем городе!
Инга отдышалась, смахнула катящиеся слезы, глубоко вздохнула:
– И вообще, Саша, у меня создается такое впечатление, что ты просто завидуешь мне! Моему успеху! И кто тебе сказал, что все подумали, будто бы должен был быть скандал, связанный с унижением Тунцова? Главное в нашем шоу – неожиданность! И мы ее получили в виде признания Тунцова! Это же была настоящая бомба!
– Да это он на твоем шоу вел себя так спокойно. Это было видимое спокойствие. Думаешь, у него нет сердца, души? Думаешь, ему было все это приятно?
– А когда это тебя стали волновать сердце и душа? Ты сам разрушил столько семей, твое шоу «Открой глаза» некоторым людям, извини меня, конечно, закрыло глаза…
– А ты жестокая! – Нечаев сощурил глаза и бросил на жену презрительный взгляд. – Вот точно говорят: самую сильную боль способны причинить только близкие люди, которые все о тебе знают и знают, как ударить побольнее… Та женщина была истеричкой, она и без моего шоу повесилась бы… Ты еще раструби это, расскажи журналистам! Сука ты, Инга, вот что я тебе скажу.
– А ты изменился, Саша, – всхлипнула Инга, забираясь в кресло с ногами и обнимая колени. Обида скрутила ее так, что было трудно дышать. – Раньше ты помогал мне, советовал, как сделать лучше… И к моим советам тоже прислушивался…
– Раньше… – стиснул зубы Нечаев, судорожно закуривая. – Ты еще скажи, что мой первый проект был полностью оплачен твоим папашей! Ну, давай же, упрекни меня, как ты это любишь делать!
– А разве это не так? – Она подняла на него полные слез глаза. – Он и мне помогал на первых порах. И не только деньгами, но и связями. Он был крупным чиновником, умным человеком, он понимал, что у нас с тобой все получится, знал, что ничем не рискует, вкладывая в нас эти деньги! А ты сейчас истеришь лишь потому, что тебе уже доложили о том, что Цилевич вызывал меня к себе. Да, действительно, он вызывал, и мы говорили с ним. Но не о том, чтобы сделать из двух похожих шоу одно, нет, он прекрасно понимает, что у нас с тобой хоть и похожие проекты, но у тебя все-таки больше мужской, а у меня – женский, в моем шоу больше чувств! А у тебя самые что ни на есть серьезные разоблачения, настоящие бомбы…
– Это он так сказал? – напрягся Александр, затягиваясь сигаретой так, что его щеки, как будто сделанные из тонкого пергамента, вваливались, и в какие-то мгновения его голова становилась похожа на обтянутый кожей череп.
– Ну не совсем так, он сказал это другими словами. Я же передаю тебе суть разговора.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что он позвал тебя, чтобы поговорить о моем шоу? – в его голосе звучала издёвка.
– Нет, конечно, не для этого. Он выразил свое восхищение моим последним эфиром… с Тунцовым… Сказал, что это была настоящая бомба. Однако заметил, что он нервничает, боится реакции Тунцова на эту программу и того, что будет реакция в обществе, причем негативная…
– А ты что?
– Постаралась его успокоить, сказала, что наше шоу – это все-таки не Первый канал, не тот уровень и масштаб… И что Тунцов предстал перед зрителями настоящим благородным героем! Что он не оскандалился. Еще Цилевич намекнул, что и тебе тоже не помешало бы придумать сюжет, связанный с жизнью известной в городе семьи, что хватит уже копаться в грязном белье обывателей.