Александр Кабаков Приговоренный (Невозвращенец-II)
1
Идея ехать поездом исходила из недр 9-го, охранного, управления Комиссии Гражданской Безопасности. Как только решение шведов стало известно, он перешел в разряд лиц, охраняемых КГБ. Ранг, как сказали ему по телефону, приравнен к рангу заведующего отделом Центрального Клуба Конституционных Правых Социалистов Содружества.
По телефону же сиплый чиновничий голос зачитал поздравление Генерала-Секретаря Центрального Клуба, которое наутро должны были опубликовать все правительственные сайты и передать по государственному каналу «Народное Товарищество Виртуальности».
«…ваш вклад в российскую культуру… в наше время, когда престиж страны, несмотря на экономические трудности и политическую нестабильность, неуклонно растет… ради возрождения Великой России от Москвы до Волги… национальные ценности, завещанные нам Пушкиным и Толстым, Шолоховым и Булгаковым, Прохановым и Пелевиным… в борьбе с агрессивными силами международного атлантизма, направленными против славяно-исламского братства… желаем творческого долголетия на благо нашей Родины — Славянского Содружества Соединенной России…»
Закончив чтение, телефонный голос буркнул что-то вроде «и от меня лично», сообщил об охране и умолк.
В ту же минуту позвонили в дверь, и он — на ходу допивая рюмку, налитую сразу после того, как услышал сообщение в новостях — пошел открывать.
Он уже давно не принимал обычных московских мер предосторожности — не брал оружия, да и не имел его, не просматривал лестничную площадку глазком-сканером, не нажимал кнопку предварительного вызова платной милиции — был уверен, что дряхлый старик, давно не практикующий экстраполятор, всеми забытый нищий обитатель ветхой квартиры с допотопными, еще бумажными, книгами, хозяин такой же, как он сам, старой, худой и капризной кошки никому не нужен. Грабили молодых — сорока-пятидесятилетних, сделавших состояния еще в конце прошлого века, в легендарную пору последних больших возможностей.
Последних великих возможностей последней великой страны…
Вламывались в шикарные квартиры и дома, полностью обшитые титановым, экранирующим и броневым, листом — резали армейскими противотанковыми лазерами двери и, понемногу отключая кому искусственную почку, кому принудительную вентиляцию легких, выдавливали из хозяев коды, снимали все до последнего руллара[1] со счетов Internetbank'a…
А у него взять было нечего. За дверью стояли двое, в которых он сразу узнал тех, кто когда-то уже обеспечивал его безопасность.
— Здравия желаем, Юрий Ильич, — весьма фамильярным тоном сказал старший, удивительно похожий на кумиров видео древних времен: сухие скулы, короткий прямой нос, маленькое крепкое тело, — вот, довелось, значит, опять с вами поработать…
— Здравствуйте, — коротко и важно подтвердил младший, пухлый младенец, доросший до мужских размеров, но оставшийся ребенком, — прикрепленные мы…
С этой минуты он стал государственным человеком.
Вот ведь, никогда не хотел быть государственным человеком, подумал он, а дожил.
Вошедшие быстро и ловко его обыскали, прохлопав на предмет спрятанного оружия всюду, включая промежность, бегло осмотрели пыльную квартиру и немедленно устроились спать в креслах.
А он, унижаясь и суля ей невозможное, покормил кошку, прибрал за ней в ванной, радуясь, что физиологические функции любимой пока более или менее в порядке…
И сел писать речь.
2
«Ваше Величество!
Уважаемые члены Комитета!
Ladies and gentlemen, господа!
Сегодня мы все прожили еще один день эпохи, которую наши потомки, я уверен, назовут Новым Временем.
Всегда людям казалось, что именно их жизнь пришлась на эру великих перемен, и всегда эти перемены приводили их в ужас — мы так созданы Творцом, что любые изменения в себе и окружающем мире склонны рассматривать как угрозу. Вероятно, в этом тоже проявляется мудрость Господа, снабдившего свою тварь чем-то вроде предохранителя: вложенный инстинкт созидания и агрессии, направленный на изменение мира, ограничивается страхом перед результатами собственной деятельности.
Но мы, сообразительные и непослушные дети, научились преодолевать запрет. Мы обошли все преграды, мы разрушили все оковы, мы подвергли сомнению и осмеянию все правила. И Новое Время, время неограниченного человеческого произвола по отношению к Божьему миру, наступило…»
Он решил передохнуть и, не выключая машину, прилег на диван. Как всегда, тихонько охнул от боли — черт возьми, все лечат, а остеохондроз, видно, до Страшного Суда не научатся!