Мать слушала с превеликим интересом, чем еще больше удивила его. Потом назвала сына «своим бедным малышом». Юлий не верил собственным ушам. Она выражала сочувствие и одновременно радовалась за сына. По ее мнению, ему давно пора было уйти из ментовки. Ее сын достоин большего. В одной швейцарской фирме, с руководством которой у нее очень хорошие отношения, скоро освобождается место менеджера. Она замолвит за Юлия слово. Пора наконец заняться настоящим делом.
Кошмары Тараскина
В детстве, лет с шести-семи, Юлию часто снился один и тот же кошмар. Будто бы он, совсем маленький, бежит по невысокому мосту без перил. Рядом бегут другие люди и что-то кричат. Слов разобрать невозможно, но он знает – люди кричат от страха. Ему тоже страшно, он тоже орет что-то неразборчивое, и его голос сливается с голосами бегущих. На пути лежит безголовое тело – из артерий хлещет кровь, пальцы скребут по земле. На тело никто не обращает внимания, никто не пытается помочь. Юлий перепрыгивает через него, как перепрыгивают через кочку или бревно, и бежит дальше. Черный густой дым поднимается к верхушкам деревьев. Это горит автобус. Его толкают в спину, и после жалких попыток сохранить равновесие он падает в реку. Подхваченное течением хрупкое тельце несется прочь от бегущих людей, чьи голоса вдруг становятся едва слышимыми. Холодная вода обжигает кожу, ноги сводит судорога. В тот самый миг, когда его голова уже готова скрыться под водой, чьи-то сильные руки вырывают его на поверхность навстречу яркому свету. Он снова бежит, холодно, мокрая одежда липнет к телу. Но он уже не один. Рядом с ним бежит еще кто-то. Этот кто-то держит Юлия за руку, а по его ногам с другой стороны бьется чемодан с наклейкой, с которой Юлию игриво подмигивает какая-то баба с потрескавшимся лицом. На этом месте Юлий обычно просыпался. Сон был таким насыщенным, а испытанные переживания такими нереально правдоподобными, что Юлий еще долго лежал, прислушиваясь к биению собственного сердца, то содрогаясь от приснившегося кошмара, то радуясь, что это было всего лишь сновидение.
Юлий никогда не рассказывал про сон отцу, справедливо полагая, что его тут же потащат по врачам. Врачей он не любил почище ночных кошмаров. В конце концов привык к сну настолько, что даже стал думать о нем не как о кошмаре, а просто как о своем, принадлежащим только ему, сне.
Еще ему часто виделся лес. Просто лес. Снилось, как шумят под ветром ветки громадных деревьев, как трещат под ногами сучья. Он ощущал даже лесные запахи – травы, листьев, сырости и мха.
О «своем» сне он рассказал постороннему человеку, только став взрослым. Когда Юлий еще числился в ОБЭП, ему поручили проверить факты, изложенные в заявлении против некой Ольги Викторовны Басенко, занимающейся частной практикой то ли психотерапевта, то ли психоаналитика, этого для себя он так до конца и не уяснил, как не уловил и разницы между этими двумя понятиями. Заявитель утверждал, что лечился у Басенко от алкоголизма, отдал немерено денег, а пить так и не завязал, и все потому, что эта дама на самом деле никакая не психоаналитик, а мошенница, обманывающая доверчивых пациентов, что и диплом у нее поддельный, и что она ссуду взяла в кредитном обществе под липовые документы, и что зарплату своим двум ассистентам выдает, что называется, «в конверте», без соответствующих отчислений в бюджет.
Ольга Викторовна оказалась приятной особой, высокой и стройной, с очень хорошими манерами. Короткие, выкрашенные в огненно-рыжий цвет волосы и умные, слегка раскосые глаза делали ее похожей на лисичку, хитрющую, но очень обаятельную. Она была старше Юлия на пять лет, но все равно ему сразу понравилась. Не последнюю роль в этом сыграло недополученное в детстве материнское внимание, отчего Юлия тянуло к женщинам чуть постарше.
Как бы там ни было, но заявление обиженного на Ольгу Викторовну пациента он отработал тяп-ляп, ничего противозаконного в деятельности психоаналитика не установил. Тогда-то, во время их последней, как полагала Ольга Викторовна, беседы, Юлий и рассказал ей о своем сне.
Басенко слушала очень внимательно, поигрывая массивным серебряным брелоком, формами и размерами напоминающим спичечный коробок, на одной стороне которого был изображен полнощекий ребенок с луком и крыльями за спиной, на другой – скелет, как Юлий позже узнал, Эрос и Танатос – символы современной психотерапии.
– Интересно, – сказала она. – И когда впервые это с вами произошло?
– Мне кажется, этот сон я вижу, сколько себя помню. Лет с шести.