Мои руки совсем озябли, но возвращаться в каюту не хочется – с недавних пор я чувствую себя неуютно в замкнутом пространстве. Хочется причалить к берегу как можно скорее, чтобы отдохнуть от воды хоть немного, отдохнуть от этих унылых пейзажей, которые ничем не отличаются друг от друга. Белая пена. Синее море. Серое небо. И так каждый день, каждые чёртовы сутки… Вот за что я ненавижу зиму. Особенно эту зиму.
Осень действительно была страшной. Холодной, тоскливой, сырой… К счастью, денег хватало. Если бы мы ещё и обеднели, я бы просто не вынесла этого. С тех пор, как мы праздновали последнюю летнюю ночь, прошло почти полгода. И теперь я так хорошо понимаю, почему не хотела праздновать!
Такое чувство, что весь мир вокруг укрыл туман. Он только-только проснулся с первым днём осени и не заканчивался до сих пор, хотя уже прошло Рождество, наступил ещё один Новый год и обострились морозы, заставляя кутаться в тёплую одежду и не выходить без надобности на палубу.
Это состояние не похоже на то, что показывают в фильмах. Это не модельная девушка с артистично потёкшей тушью, заворожённо встречающая рассвет. Это не горький кофе и не написание поэзии поздней ночью. Это не сон холодными зимними утрами и не цветной город, где ты приходишь в себя.
Это несколько выкуренных сигарет за один раз – руки так дрожат, что непонятно, не уронила ли я эти сигареты в море. Это – пялиться в потолок в четыре часа утра, мучиться от бессонницы или спать целые сутки беспробудно. Это говорить, что ты занята, когда на самом деле просто не можешь справиться с мыслью, что нужно что-то делать.
Кажется, что сейчас шёпот исходит из всего, что меня окружает. Раздражённый, злой, с нотками презрения и всеми оттенками насмешки. Он проникает сквозь кожу, заставляет закрывать уши дрожащими ледяными руками, которые я уже не чувствую от холода, жмуриться от боли.
– Нет!
На самом деле он не причиняет мне физическую боль. Но вот душевную… Мой внутренний мир кажется подобием чего-то блеклого, мёртвого и невзрачного. Даже я сама замечаю его с трудом. И закрытые уши не спасают. Эти разъедающие душу звуки проникают сквозь сжатый морской воздух и пронизывающий ветер. Это всего лишь… страх. Именно он заставляет меня снова схватиться за борт корабля. Именно он заставляет задержать дыхание и повиснуть в этой тёмной бездне.
У меня нет крыльев. Нет никакой опоры.
Здесь всё бессмысленно, пока на дворе этот жуткий январь уничтожает каждую частичку тепла. Я не знаю, когда это закончится. Когда я снова смогу почувствовать свои крылья и искренне улыбнуться?
Хочется заснуть здесь, рядом с ледяным океаном, слыша крики чаек, а проснуться поздней весной, когда солнце светит так ярко, что слепит глаза, когда дельфины игриво выпрыгивают из моря, плескаясь и не боясь людей, когда деревья зелены и птицы поют от счастья. Когда рядом берег, огромный город, полный приключений, и родные люди. Голос разума словно насмехался: «А разве они у тебя есть?»
Мир не имеет понятия, насколько сильно я боюсь будущего. Зато будущее прекрасно всё знает и, будто насмехаясь, молчит в ответ на мои вопросы.
Август
– Август! – Ева кричала и рыдала в трубку, позвонив мне среди ночи. Вчера, в самой середине зимы, в холодном январе, мне пришлось на пару дней уехать из дома – в отеле что-то произошло, управляющие не могли справиться без владельца.
– Ева, что случилось? – подскочив в кровати, я рефлекторно протянул руку к прикроватной тумбочке с оружием.
– Аврора, – из-за рыданий девушки я ничего не мог разобрать, и она, наконец, тихо, но необычайно твёрдо произнесла: – Аврору похитили!
– Как? Ты… Позвони в гвардию, закройся и не выходи из дома. Я уже еду, – схватив сумку и оставив половину вещей в комнате, я умчался на вокзал, поймав такси у отеля.
Сейчас страх не заставлял меня кричать и срывать голос. Но от него ноги становились ватными, а взгляд терял фокус.
Чёрт, как медленно! Мне казалось, что это самая медленная электричка из всех существующих на земле. Губы посинели, руки сжимались и разжимались, пальцы выстукивали бешеный ритм, ноги нервно тряслись. Я не отводил взгляда от телефона и ещё несколько раз звонил девушке, но не было связи. От этого на душе становилось только паршивее. Не хватало воздуха, хоть я и пытался дышать полной грудью. Слишком много мыслей. Они спутываются друг с другом, превращая несколько часов поездки в самый настоящий ад.
Когда погиб Гоэль, я пообещал себе и команде, что никто больше не пострадает по моей вине, но не учёл того, что в преступном мире такие обещания не имеют никакой силы. О чём Нарцисса и напомнила мне после смерти Цербера.