— А чего рассказывать… Будто сами не знаете?.. Лучше, Иван Адамович — вы. Про «замороженных»? А то я у брата с июня — и не слыхала про них ни разу. Ни от кого.
— Что, и брат ничего не говорил?
— Нет.
— Боится, значит… Суеверье, конечно, это, но всё равно: до сих пор ещё о «замороженных» говорить боятся… Или, которые посмелей — «не любят». Да-а… — Иван Адамович, чиркнув спичкой, прикурил, затянулся и, выдохнув дым, продолжил: — С год они, «замороженные», в Степи появляться стали. Поначалу не понимали — думали: или «крыша поехала», или какая-нибудь синтетическая «дурь». Ну, а потом, когда начали находить вот таких, — Иван Адамович кивнул на поддерживаемую им женщину, — в отключке, поняли, что «дурь» ни при чём. Они ведь, когда «накатывает», в степь норовят, от жилья подальше… а после, когда возвращаются — а возвращаются, особенно зимой, понятно, не все — почти как люди. Конечно, «ушибленные»… но всё помнят… и имя, и из каких мест, и кто родные. Спросишь — отвечают, скажешь — сделают… не спросишь, не скажешь — или сидят, молчат, или встают и прямиком к Колодцу… тянет он, значит, их…
— К Колодцу? — Выдав свою глубокую заинтересованность, торопливо переспросил Сергей. — Я, знаешь, Иван Адамович, и без того про этот Колодец столько уже наслушался, что даже отпуском — случившимся впервые за четыре последних года! — решил пожертвовать. Не к морю — в Ейск или в Геленджик — а к вам вот подался, в Степь. За недельку, думаю, обернусь, сам погляжу: чудеса — или так болтают… а тут… и Батька, и «замороженные», и… — от неожиданно пришедшей мысли Сергей запнулся и, помолчав, то ли спросил, то ли вслух продолжил свои размышления:
— Послушай, Иван Адамович, а может, оно всё связано?.. «Замороженные», Колодец, Батька? Сам говорил, Иннокентий Глебович с прошлого сентября у вас? А «замороженные» — тоже ведь с год примерно?.. О Колодце, правда, я слышал раньше… Как только попал на Дон, в две тысячи грёбаном году, сразу после Референдума, когда одни м… протащили вопрос «О расширении прав Субъектов Федерации», а другие — «О профессиональной армии».
— Колодец, Сергей, мне местные тут рассказывали, был и раньше. Обычный — артезианский. А «явления» — или чудеса — верно, где-то с весны того самого года стали случаться. «Замороженные», ясно, с Колодцем связаны… А вот Батька… Не знаю, Сергей, не знаю… Я, понимаешь, думал и сам об этом… И много думал… Да, «замороженным» Иннокентий Глебович помогает… Но только… Я тебе уже говорил про его глаза… Серые, ледяные…
— Ой, как интересно, Иван Адамович! — колокольчиком засеребрился Светин, особенно звонкий от любопытства голос, — а может быть, он их сам же и замораживает?! Может быть, он экстрасенс или гипнотизёр? Или даже из Посвящённых — из Шамбалы? Или, — Света расфантазировалась безудержно, — Пришелец? Из Другого Измерения? А что? У нас в Усть-Донецке многие видели НЛО! Мне Нинка сама рассказывала! Ей, правда, Они дали понять, что не из другого измерения, а с Юпитера! Но всё равно — Пришельцы! И если ваш Иннокентий Глебович…
— Стоп, стоп, стоп, Светочка! Мы ведь сейчас ни куда-нибудь — в Ставку. А там, знаешь ли, язычок распускать не следует. Батька, конечно, не то, что некоторые из «степняков» — не обидчивый. И всё-таки…
— А что — «заморозит»?
— Ох, языкастая. Как есть — сорока! Верно Сергей заметил.
— Я же пошутила, Иван Адамович. Я только здесь. А в Ставке, знаете, буду какая тихая. И воспитанная. Как английская леди. Честное слово.
В пол уха слушая Светину с майором шутливую перепалку, Сергей, перескакивая с одного на другое, думал о разном — не углубляясь, вскользь: о погоревшем отпуске, о загадочном Батьке, о «замороженных», о Колодце и… о приключившейся вдруг попутчице — о Свете. Давно уже, лет эдак семь или восемь, ни одной женщине не удавалось вот так — сразу! — заинтересовать его. Причём, не лицом, не фигурой — в темноте он их толком-то и не разглядел — а окраской голоса, живостью и непринуждённостью разговора. Не развязностью, что, к сожалению, встречается сплошь и рядом, нет, именно — непринуждённостью. Сочетанием почти детской непосредственности, лёгкого, чуть ироничного, юмора с точностью — по Сергееву мнению, у женщин встречающейся нечасто — выражения своих мыслей.
— Сейчас направо, — голос Ивана Адамовича вывел Сергея из задумчивости, — переедешь мостик и сразу же затормози. Это у нас вроде несменяемого пароля. До КПП оттуда триста метров — увидят и поймут, что свои.
— Так ведь, Иван Адамович, вся Степь, небось, знает об этом «пароле»?