— Змеюша, Лилит, Евочка, простите меня, пожалуйста! Жаль, что я такой весь из себя железный, ни одного мягкого местечка, не то, честное слово, попросил бы Лилит и Евочку так меня так «повоспитывать», чтобы надолго запомнилось! Ну да ладно, вот посажу сам себя на месяц на семьдесят второй бензин — это мне будет куда чувствительнее, чем розги Олегу! Но, Змеюша, Лилит, Евочка, неужели вы подумали, что я действительно способен отдать человека на растерзание допотопным гадинам? Ведь я же этого обалдуя, который сейчас сидит на дереве, первым заметил и спас — ну, когда он вдруг «материализовался» чуть ли не в пасти у одного из чудовищ, я успел-таки вознести его вверх. Хотя… когда вновь опустил Дмитрия на землю, и одна из этих гадин прыгнула в его сторону… представляю, какое это было жуткое зрелище для вас — небожителей… воистину, старый дурак! Нет, на семьдесят второй бензин меня — на два месяца, и никаких поблажек!
Между тем опомнившаяся Ольга переместила Ушакова в кузов «Уазика», и смертельно перепуганный уголовник приходил в себя, откинувшись на спинку сиденья. Кроме потрясения, испытанного Димкой при нападении чудовищ, ему следовало переварить перемещение в другой мир и встречу с «покойником» — каковым он после неудачного покушения на полковника Горчакова, несомненно, считал Юрия Меньшикова. И ничего удивительного, что Упырь никак не среагировал на смертельный выпад Ирката — в последний миг руку с костяным ножом успел перехватить сидящий рядом с Димкой Сергей. Вывернув оружие из удивительно крепкой, но всё-таки почти детской руки, Голышев обратился к Ольге:
— Оля, уйми своего юного друга, а то он такой задиристый, и мало ли что придёт ему в голову в следующий момент. Ведь зазевайся я на четверть секунды, Дмитрию бы точно — конец.
Иркат, перенявший от Ушакова несколько сотен русских слов, сердито огрызнулся: — Пусти… твою мать! Димку надо убить! Если не хочешь, чтобы его убил чужой — убей сам! И съешь сам — хоть один, хоть с друзьями! Я это говно жрать не буду!
— Однако, Оля, каким ты обзавелась принципиальны другом, — рассмеялся Сергей, — не буду есть недостойного — и никаких гвоздей! — Ну, а меня бы ты согласился съесть? — продолжая шутить, Голышев обратился непосредственно к юноше.
— Тебя? — Иркат посмотрел на Сергея таким оценивающим и серьёзным взглядом, что, слегка оторопев, Голышев пожалел о неудачной шутке. — Пока не знаю. Воин ты хороший, если сумел отнять у меня нож, но этого мало. Готов ли ты стать богом — вот что главное.
За время этого короткого диалога Ольга смогла оценить весь драматизм сложившейся ситуации: вместо того, чтобы по ментальному следу Ирката попасть в его мир, они переместили юного дикаря в свой и теперь вынуждены приноравливаться к представлениям доисторического мальчишки о добре и зле. Не говоря об обрыве телепатической связи со Светой — без чего нечего и думать отыскать затерявшуюся в миллионах инвариантных миров жену Сергея. Нет, без помощи Большого Облака ей не обойтись. А пока…
— Иркат, — телепатически узнав имя юноши, Ольга мысленно обратилась к своему нечаянному пленнику, — обещай мне, что пока ты у меня в гостях, никаких решительных действий, вроде убийства, без моего согласия предпринимать не будешь?
— Богиня, — почтительно, но уже без робости отозвался юноша, — твоя воля — закон. Но если не убить Димку, он сделает много зла. Я думал, Богиня, что ты это знаешь — ведь он такой хитрый, коварный, лживый. Богиня, убей его.
При переходе из одного инвариантного континуума в другой с Иркатом произошла удивительная душевная метаморфоза: воочию представ перед женщиной, которая не женщина, юноша вдруг перестал её бояться. Притом, что ощущение невообразимой мощи, исходящее от этого Сверхсущества, не только не уменьшилось, а напротив — многократно возросло. Но, увидев Богиню в образе земной женщины, Иркат понял: она ни в коем случае не причинит ему никакого вреда, не говоря о том, чтобы, разгневавшись, испепелить молнией. И более: эта Богиня никому, даже Упырю, не способна причинить вреда — так что, попросив её убить Димку, юноша не столько надеялся на положительный результат, сколько косвенным образом оправдывался в глазах женщины, которая больше чем богиня. Действительно: Ушаков был опасен там, в мире Речных Людей, и потому попытка его убийства здесь, где Димка меньше и безобидней таракана, выглядела мало мотивированной и не слишком красивой.
Психосимбиот «Ольга-Уазик» понял, что, обращаясь к богине с просьбой убить Ушаков, юноша в завуалированной форме извинился за свою дерзкую попытку самовольно ударить Димку ножом и, стало быть, отказался от мысли о покушении, и, тем не менее…