— Ты, рыжий, как тебя зовут?
— Рядовой Грищенко! — выступив на шаг, назвался солдат.
Подозвав Грищенко к столу, майор передал ему конверт с бланком и велел по возвращении в часть вручить этот конверт своему непосредственному начальству. После чего входная дверь автоматически раскрылась, и дежурный офицер коротко распорядился:
— Товарищи бойцы, вы свободны. Можете идти. Лейтенант и сержант, задержитесь.
У внутренне съёжившейся в тревожном ожидании Светланы в голове мелькнуло: ни фига себе! Порядки здесь — те ещё! Похоже, арестовали не только меня, но и моих конвоиров!
Словно бы подтверждая эту догадку испуганной женщины, разъехались в стороны капитальные створки расположенной напротив входа железной двери, и из открывшегося проёма вышли четыре человека в штатском. Последовала команда: лейтенант и сержант, сдайте оружие майору и следуйте за нами.
— А сумочку? — сдав автомат, переспросил растерявшийся сержант, вертя в руках Светину сумочку, — мне лейтенант сказал, что я отвечаю за неё головой.
— Сумочку дайте мне, — произнёс один, самый безликий из безликой четвёрки, и забрал сумочку у сержанта.
Железная дверь снова разъехалась, и в сопровождении штатских бывшие Светины конвоиры исчезли в затворившемся за ними проёме — женщина осталась один на один с не обращающим на неё никакого внимания майором. Свете очень хотелось спросить занятого бумагами офицера, куда же её всё-таки привели, но от страха язык перестал ей повиноваться — и ведь это только начало! Её ещё не допрашивали, не угрожали, не били — а что же будет дальше? Да, когда прошёл первый испуг от фантастической смены «декораций», и Света поняла, что очутилась в параллельном мире, то всё окружающее стало восприниматься ею несколько отстранённо, без присущей женщине эмоциональной остроты — и всё-таки! Если её расстреляют здесь, в чужом мире, то большой вопрос — «воскреснет» ли она у себя?
Майор, по-прежнему не обращая внимания на женщину, продолжал возиться с бумагами; Светин страх усилился до такой степени, что отправленный ею мысленный призыв о помощи прорвался сквозь многие инвариантные континуумы и нашёл Ольгу.
Наконец, после пятнадцати-двадцати минут томительного ожидания, железные створки снова разъехались и из дверного проёма вышла прежняя безликая четвёрка в штатском. А может, не прежняя, может, другая — индивидуальные особенности этих людей были до того стёрты, что только человек с исключительной зрительной памятью имел некоторые шансы не ошибиться, пытаясь их различить. Света таких способностей не имела, а если бы и имела — ей было не до того.
Её, скукоженный страхом, мозг мог порождать одни только призывы о помощи: «Господи, помоги, Олечка, выручай!»
За первой железной дверью было шесть ступенек вниз, три метра широкого коридора и ещё одна такая же дверь. Когда Света и её провожатые спустились по лестнице, эта дверь тоже разъехалась, и маленький отряд вновь вышел на лестничную площадку, от которой вниз вели уже не шесть ступенек, а значительно больше — два пролёта. То есть — целый этаж вниз, в освещённое слабенькой лампочкой сумрачное подземелье. Однако спуск в Аид на этом не закончился: в каждой из пяти стен пятиугольного подземного помещения было врезано по железной двери, а посередине этого «холла» стоял точно такой же канцелярский стол, как и в «предбаннике».
Едва конвоируемая штатскими Света ступила на бетонный пол находящегося глубоко под землёй помещения, дежурящий при столе подполковник снял телефонную трубку и произнёс столь же загадочную фразу, как и майор в «предбаннике»: сосна седьмая, форма четыре, допуск один эм два с половиной.
На сей раз ждать не пришлось ни минуты, едва офицер произнёс кодовые слова, вторая слева от Светы дверь разъехалась, и, сопровождаемая конвоем, она вошла в кабину лифта, который так стремительно ухнул вниз, что к горлу женщины подступил тошнотворный ком.
«Господи, да сколько же здесь подземных этажей?», — мелькнуло в уме у проваливающейся в преисподнюю Светы, но эта мысль не успела получить развития — чуть слышно лязгнув, лифт остановился.
Коридор, в который попала женщина выйдя из кабины, вполне отвечал её представлениям об аде: узкий, высокий, слабо освещённый скрытыми от глаз жутковатыми красными лампочками — так что потолок почти терялся в багровой мгле. И это не всё: в тишине подземелья раздавались едва слышимые мучительные стоны, вопли и время от времени отчаянный, скорее нечеловеческий, а звериный визг. Окружающая Свету четвёрка безликих конвоиров не издавала ни звука, предоставляя женщине возможность сполна «насладиться» этой почти неслышимой инфернальной «музыкой». И хотя Света понимала, что, скорее всего, она слышит фонограмму, а не настоящий адский зубовный скрежет, ей сделалось невыносимо страшно: Господи! Да ведь в этом подземелье её могут замучить ничуть не хуже, чем в настоящем аду!