Выговорившись, некурящий Иннокентий Глебович выудил сигарету из пачки, оставленной дежурным офицером, щёлкнул зажигалкой и, неумело затянувшись, обратился к женщине, которая больше чем богиня:
— Ольга, я понимаю, для вас мои сомнения и тревоги — ничего незначащий вздор… ведь перед вами стоят такие грандиозные задачи, что, как представлю — и холодок под сердцем, и ум за разум заходит… и всё-таки… может быть, утешите потерявшегося полковника? Скажете ему что-нибудь ободряющее?
— Нет, Иннокентий Глебович, ваши проблемы — не вздор. — Участливо посмотрев на Горчакова, ответила Ольга. — Сколько бы ни существовало инвариантных миров, это не умаляет значения каждого из них — каждый уникален в своём континууме. Впрочем, вы это и сами чувствуете… вот и доверьтесь своему чувству, и продолжайте работать, как работали до сих пор, и Бог вам в помощь. А сомнения и тревоги — что ж: человек, который никогда не сомневается, опасный человек. Особенно — если он на руководящем посту. Ведь если бы вы продолжали слепо следовать велениям Голоса, призвавшего вас в Дикое Поле, то, согласитесь, ничего, кроме короля наркобаронов, из вас бы не вышло. Не говоря о том, что ваша «героиновая монархия» почти наверняка не стала бы центром воссоединения России. А если бы стала — не приведи Господь жить в такой России! Что же касается множества инвариантных миров — напротив, Иннокентий Глебович! Жить в открытой, располагающей огромным количеством внутренних степеней свободы Системе — куда интереснее, чем прозябать в замкнутой на себя, скучной четырёхмерной Вселенной, каковой она видится подавляющему большинству наших современников. Да, без нечаянного вмешательства извне, человечество не скоро бы сумело проникнуть в континуумы высших размерностей: возможно — через тысячу лет, возможно, через десять или даже сто тысяч лет… впрочем, казус с возникновением у меня, ментально совершенно ещё дикого человека, метасознания по большому счёту ничего не меняет: человечество как развивалось, так и будет развиваться естественным путём. Предложенная Арбитром Концепция Невмешательства не может быть так кардинально нарушена из-за того, что наделённый искусственным интеллектом Наблюдатель шестой размерности, не выдержав перегрузки, вдруг «сошёл с ума» и вступил в «противоестественную» связь с ноосферой погибшей планеты и чокнутой земной бабой. Для сохранения Большого Равновесия мне, верней, моему метасознанию, необходимо в одном из инвариантных континуумов создать собственную Сверхцивилизацию… практически — с нуля… конечно, Большое Облако нам поможет, и всё-таки… в общем — на Земле мы не задержимся, выручим Светочку, и в путь… туда… даже мне трудно представить — куда! Так что, Иннокентий Глебович, работайте, как работали, без оглядки на множество инвариантных миров… обустраивайте свою — единственную! — Россию. Хотя… у меня есть интересное предложение… однако рассказывать о нём словами — мало толку. Не обессудьте, Иннокентий Глебович, но, чтобы вы всё поняли должным образом — это необходимо…
…когда полковник Горчаков очнулся, то ему уже не надо было смотреть на Ольгу, чтобы увидеть на её лице отблески горнего света — эта женщина вся состояла из света! Первое, что пришло в наполненную неземными образами голову очнувшегося Иннокентия Глебович, это бессмертные лермонтовские стихи «Творец из лучшего эфира \ Соткал живые струны их…»
Высокое Потрясение, которое испытал полковник от сеанса телепатической связи с Ольгой находясь рядом с ней, по интенсивности, яркости, глубине понимания и силе сопереживания неизмеримо превосходило случившееся с ним в первый раз, когда женщина-сверхсущество была неизмеримо далеко от Земли — в ином континууме. Притом, что тогда Иннокентий Глебович был совершенно не готов к ощущениям, вызываемым непосредственным обменом мыслями — от мозга к мозгу. И тем не менее сейчас, имея, так сказать, предохранительную прививку, очнувшийся полковник до тех пор продолжал витать в Большом Облаке, пока его окончательно не вернул на Землю Ольгин голос: