— Ой, не так! — воскликнула Света, — в Конфедерации Югороссии — примерно, один к ста пятидесяти. Конечно — не в пользу рубля. Но это — мелочи. Жить можно. Леонид Александрович, — Свете вдруг пришёл в голову «сакраментальный» вопрос, — а может, у вас и революции не было? Ну — в октябре семнадцатого? И двух мировых войн?
— От мировых катаклизмов, Светочка, Бог нас, по счастью, миловал. Хотя нескольких достаточно крупных и страшно кровопролитных войн Европе в двадцатом веке избежать, к сожалению, не удалось. Австро-сербской — в тысяча девятьсот четырнадцатом году, и двух франко-германских: в шестнадцатом и тридцать седьмом годах. На которых — представляешь, Светочка! — погибло почти полтора миллиона человек. И кто знает, — углубившись в себя, Леонид Александрович замолчал на две, три секунды и после короткой паузы продолжил, уже не столько рассказывая, сколько размышляя вслух, — если бы не Иннокентий Глебович… Ведь, между нами, Николай II был очень неважным правителем. К тому же, имел, как минимум, два совершенно недопустимых для крупного политического деятеля свойства: с одной стороны — жуткое упрямство, а с другой, детскую склонность попадать под влияние окружающих… среди, которых, к несчастью, случались люди алчные и недалёкие, а порой, и просто проходимцы. И если бы не Иннокентий Глебович Горчаков… хотя некоторые историки склонны его тоже считать авантюристом… как же — князь без роду племени… С другой стороны, даже эти историки не отрицают, что принятый Государственной Думой с подачи царя в апреле 1911-го года Основополагающий Принцип Внешней Политики России — Принцип Вооружённого Нейтралитета — едва ли не целиком, заслуга самозваного князя. Да, Горчакова поддержал Столыпин, но Пётр Аркадьевич никогда не имел большого влияния на Николая II, так что… а ведь не заяви Россия в 1911-ом году твёрдо и недвусмысленно о своих приоритетах, кто знает… в девятьсот шестнадцатом Франции, возможно, и удалось бы втянуть её в совершенно ненужную России войну с Германией. Простите, Светочка, — вдруг спохватился Леонид Александрович, — мы уже почти приехали, а я, беспардонно увлёкшись, несу всякую чушь. Хотя… ещё раз простите, Светочка, это, наверное, потому, что я, кажется, догадался, откуда вы к нам попали. Из параллельного мира — верно?
За последние три минуты Света внутренне вздрогнула во второй раз. (Первый раз она вздрогнула, услышав имя Иннокентия Глебовича — надо же, какие двусмысленные совпадения бывают порой в истории!)
— Вы угадали, Леонид Александрович, — справившись с охватившим её волнением, ответила женщина, — я действительно из инвариантного мира. Но… Леонид Александрович, ведь параллельные миры — фантастика! И как вам только могло прийти в голову, что я из другой вселенной?! Ведь в том Ростове, куда я попала в первый раз, сколько ни твердила об этом допрашивавшим меня подонкам из МГБ — не верили! Всё допытывались, какая антисоветская организация изготовила ни на что не похожие фальшивые рубли. Идиоты! Кому и на кой ляд нужна фантастическая фальшивка! А они — представляете, Леонид Александрович! — отвечали мне на это, что в провокационных целях, для подрыва авторитета советской власти. Совсем дебилы! Их бы всех надо в дурдом, а они гады работают в следственных органах! Мучают до смерти ни в чём неповинных людей, и ловят от этого садистский кайф! Да ещё — получают зарплату! Чины и звания! Ей Богу, в том жутком монстре, который вдруг материализовался и бросился на них и на меня, было куда больше человеческого, чем в этих маньяках-следователях!
— Господи, Светочка, какие ужасы вы мне рассказываете! — воскликнул потрясённый Леонид Александрович, — в какой кошмарный мир угораздило вас попасть! Я просто не в силах себе представить, как могут жить люди в такой чудовищной России! Это что же должно было произойти с нашей несчастной страной, чтобы в ней пришли к власти такие исключительные мерзавцы?! Светочка, да как вы остались живы, побывав в столь ужасном мире? Не иначе — чудом! Нет, кто бы мог подумать, что в двадцать первом веке в Россию вернётся средневековье!
— В двадцатом, Леонид Александрович, — остановив причитания доктора, уточнила женщина, — после мировой войны и октябрьского переворота — в конце 1917-го года. И, знаете, — Света поспешила поделиться неожиданно пришедшей ей в голову мыслью, — мне вдруг сейчас показалось, что в большинстве инвариантных миров — тоже! Двадцатый век оказался катастрофическим для России. А во многих из этих миров — вообще! Для всего человечества! Ведь после того, как изобрели атомную бомбу, мир постоянно балансирует на тонкой грани, и далеко не во всех вселенных ему удалось на ней удержаться! Так что…