Между тем, туман уплотнился ещё — да так, что если бы не появившееся в нём розоватое мерцание, то белая мгла обернулась бы совершенным мраком. Что делать? Сидеть в машине? Пока не рассеется эта липкая муть? Сколько? А если в пленившем их облаке зреет нечто гадкое? Смертельно опасное? Оставить автомобиль и бледную, попыхивающую розоватым мглу попробовать одолеть пешком — на ощупь? Знать бы при этом — насколько она разлилась вокруг!
Сергей не выдержал, достал ракетницу и выстрелил вверх — огненный след пропал не далее, чем в двух метрах от дула. «Ах, гадина, вот ты как!», — пригрозив непонятно кому, десантник перезарядил оружие и выстрелил вдоль дороги, с уклоном в землю: так, чтобы малиновый шар вспыхнул где-нибудь метрах в десяти от «Уазика». Не вспыхнул — туман погасил огонь.
— Сергей, не надо, — вмешался, остужая закипающий гнев, Иван Адамович, — сдаётся мне, что Света попала в точку. Вспомни-ка — зачем мы ехали к Колодцу? А теперь, когда «явление» или чудо — называй как хочешь! — произошло в действительности, ты его что, собираешься атаковать «на ура»? Постреляешь ещё немножечко из ракетницы — и в рукопашную? Окружающий нас туман начнёшь пластать десантным ножом?
— Да понимаю, Иван Адамович! По-дурацки вышло! Сорвался, как салажонок! Но ведь…
— Серёжа, Иван Адамович, посмотрите! Видите?! — Светин взволнованный голос бесцеремонно оборвал оправдательную фразу Сергея. — Там!
— Что, Светочка, «там»?
— Там, впереди! Там вот, чуть-чуть правей! Неужели не видите?!
— Я — нет. Сергей — а ты?
Обострившиеся до предела чувства, как в минуту всякой опасности, должны бы, казалось, были хоть что-нибудь подсказать Сергею, но ничто, даже так называемое «шестое чувство», ничего ему не подсказывало: словно облепивший их мутный, густой туман сделал беспомощным не только зрение и слух, но даже и интуицию.
— Я — тоже нет. Света, а тебе не мерещится?
— Не знаю. Но если мерещится… Ой, какое Оно большое! Наверно, с собаку! Далековато, правда. И, кажется, у Него не то шесть, не то восемь ног…
— Света, а потолковей — не можешь?! У кого — шесть или восемь ног? И где это — Оно? Скажи — что ты видишь?
— Там, впереди и немного вправо. Туман расходится… и — как окно… или — разрыв в облаках… Красноватые невысокие скалы, колючие кустики и небо, как море: голубовато-зеленоватое — и очень яркое, почти невозможно смотреть. И ещё это — Оно. Похожее то ли на муравья, то ли на кузнечика. И большущее. Ну, не с овчарку, но с хорошую дворняжку — точно. Кажется, тёмно-синее — но всё время переливается. Мерцает то красноватым, то голубоватым, то фиолетовым. И что-то делает возле кустиков. Знаете, как картошку окучивают. Задними лапами. Они у Него большие. Не как у кузнечика, но заметно больше, чем остальные. Ой, я сначала не заметила! Там, дальше, ещё одно! И ещё! Много! И все чем-то заняты. Но далеко — чем, не понятно. А нас — будто не замечают. Сергей, Иван Адамович, неужели вы ничего не видите?! Совсем-совсем — ничего?
— Светочка, — начал было Иван Адамович, но договорить не успел: туман заклубился, розоватое мерцание преобразилось в огненные полосы, всё заструилось, потекло, осело — на появившемся наконец-то небе над освободившейся от морока степью празднично засияло солнце.
— Приехали! — уставившись в возникший прямо перед «Уазиком» сожжённый бронетранспортёр, мрачно подытожил Сергей. — Света, бери «Калашникова», выйдешь, но от машины пока ни на шаг. Иван Адамович — с гранатомётом — за мной. Боюсь, что не нас одних занесло сюда. Что этот сучий туман…
Сергей не договорил, выбрался из «Уазика» и, пригнувшись, направился к перегибу берега, к сооружённой позавчера баррикаде. Не дойдя тридцати метров, лёг на землю и ловко пополз. Посмотрев в амбразуру, убедился: да, они здесь не одни — на противоположном берегу речушки, рядом с обломками взорванного автомобиля тот же, что и позавчера (ярко-жёлтый, приметный) «джип». Ну уж сегодня-то он отморозков щадить не станет!