Совместно с Большим Облаком психосимбиоту «Ольга+» удалось выяснить, что монстры реализовались в сорока трёх инвариантных континуумах, и для их «дематериализации» требовалось посетить каждый из этих «осчастливленных» Маргинальными Структурами миров — в общем, немного. Берясь за «изгнание бесов», Ольга опасалась, что заражённых «нечистью» инвариантных континуумов окажется много больше — не менее нескольких сотен, а то и тысяч. Впрочем, женщина, которая не женщина, скоро поняла свою ошибку — действительно: человеку современного вида не больше ста пятидесяти тысяч лет. Если добавить неандертальца — можно кое-как дотянуть до двухсот пятидесяти, и всё: предполагать наличие сколько-нибудь значительной сферы бессознательного у более далёких предков было бы не вполне корректно — вряд ли рациональное и иррациональное в их мышлении дифференцировались до такой степени, чтобы появилась потребность скрывать от самих себя мотивы некоторых влечений. Да и общественные отношения у них были недостаточно сложны, чтобы подтолкнуть ум работать в этом направлении. Более того, исходя из незначительного числа континуумов, в которых, эксплуатируя сферу коллективного бессознательного, Маргинальным Структурам удалось реализовать Монстров, психосимбиот «Ольга+» пришёл к выводу, что сколько-нибудь заметное развитие этой сферы произошло только в последние десять тысяч лет. Причём, выделение из сферы общих архетипов-страшилок индивидуального бессознательного случилось и того позже: не далее, чем три тысячи лет назад.
Тридцать первый, тридцать второй и тридцать пятый инвариантные миры были похоронены под слоем радиоактивного пепла, и перед психосимбиотом «Ольга+» встал непростой вопрос: как быть с цивилизациями, уничтожившими себя не в основной, а побочных линиях? И вообще — какую линию развития считать основной? А если восстанавливать все оборванные линии, то сколько для их размещения потребуется инвариантных вселенных?
Крутанув баранку в тридцать девятый раз, Сергей остановил «Уазик» на берегу той самой речки, куда несогласованное спонтанное взаимодействие Сорок Седьмого, Ноосферы F8 и Ольгиного метасознания забросило их утром тридцать первого декабря прошлого года — приехали! Как говорится, «вернулись на круги своя». Что ж, посещение родины Ирката так и так входило в их планы…
Глава 8. Юрий Меньшиков радуется, что искупать грехи ему выпало среди кроманьонцев, а не у питекантропов. Если бы Иркат не спешил, он бы хорошенько надрал аржу Бейсару
Проводив взглядом «дематериализовавшийся» «Уазик», Юрий Меньшиков вдруг с изумлением обнаружил себя в густом лесу — чёрт! Откуда взяться лесу в задонских степях? Тем более, что, когда он покидал чудо-автомобиль, никакого леса вокруг не было и в помине! Или для него теперь, как для Светланы, родным является не свой, а чужой континуум? Какой — интересно? Уж не тот ли, в который они попали накануне нового года? Населённый имеющими не совсем обычные гастрономические пристрастия Иркатовыми соплеменниками? Да вдобавок, судя по рассказам юноши, попадающими под всё увеличивающуюся власть главы банды террористов Шамиля? Н-да! Надеялся хотя бы частично искупить свои смертные грехи, сложив голову ради возрождения многострадальной Родины, и — на тебе! Получил, что называется, по заслугам! Вместо России — ареал людоедского племени Речных Людей; вместо полковника Горчакова — террориста Шамиля!
«Впрочем… — Меньшиков задумался, — всё верно! Имея на своей совести сто тридцать две человеческие жизни, не всё ли равно, где и как сложить голову, искупая неизбывную вину перед убитыми твоей рукой? Ах, тебе хотелось на виду, под руководством Иннокентия Глебовича, чтобы какой-нибудь будущий историк — хотя бы в примечаниях — помянул тебя добрым словом? Ишь, размечтался! Намылился, понимаешь, в герои! А что если для возрождения твоей души необходимо, чтобы твоё тело было «погребено» в людоедских желудках? Да вдобавок — живьём? Ведь, ради спасения души отказавшись от бессмертия, ты знал, на что шёл? И чем копьё дикаря-людоеда хуже пули «цивилизованного» отморозка?»
Нет, отказавшись от предложенного Ольгой бессмертия, Юрий Меньшиков не стремился как можно скорее сложить голову и уж тем более не помышлял о самоубийстве — просто, после вызволения из ада наложив на себя запрет на убийство кого бы то ни было, даже напавшего на него душегуба, и зная нравы Дикого Поля, он не надеялся на долгую жизнь. Ну, а то, что теперь, когда судьба, ехидненько ухмыльнувшись, вместо Дикого Поля забросила его к дикарям-людоедам, отпущенное ему время жизни, по всей вероятности, окажется значительно короче, чем он предполагал — ничего не поделаешь. Выбрав путь, нечего сетовать на неожиданные опасные повороты. Ведь он не знает: вдруг да отдать себя на заклание в прямом смысле этого слова — есть то единственное средство, которое снимет с его души неимоверную тяжесть ста тридцати двух убийств? Ведь, как известно, пути Господни неисповедимы…