От соседей же Юрий Меньшиков узнал о подоплёке этой трагедии: оказывается, его беспутный братишка Петька — девятнадцатилетний оболтус! — уже с год таскал сестру по своим компаниям. А там — известно: выпивка, секс, наркотики. То есть, что наркотики — об этом соседи только догадывались; однако Юлька умерла от передозировки морфия — факт. Похоронив Юльку и маму, жестоко избив обалдуя-братца — увы, поздно: Петька уже основательно «подсел на иглу» — Маркиз задержался в Рыбинске на несколько дней, чтобы рассчитаться с тем гадом, который снабжал наркотиками местную молодёжь — выследить, познакомиться, заманить в пригородную рощу и, тремя пулями покончив с двумя охранниками и водителем, остаться один на один с дрожащим наркодельцом. Его Маркиз убивал медленно: после двух выстрелов, раздробивших кисть правой руки и левую коленную чашечку, корчащемуся на земле, воющему от боли и умоляющему о пощаде мерзавцу пришлось выслушать десятиминутную лекцию о пагубности наркотиков и о божьей каре. Затем раздался новый, перебивший правую голень, выстрел из крупнокалиберного пистолета — и новое десятиминутное напутствие уходящему в вечность гаду. После четвёртой, разорвавшей печень, пули невезучий наркоделец молил уже не о пощаде — о смерти. Которую ему, за секунду до потери сознания от болевого шока, Маркиз великодушно даровал — пятым выстрелом снеся полголовы.
Совершив своё первое убийство — а хорошо оплачиваемый «отстрел» мелкой московской шушеры Юрий Меньшиков, вопреки очевидности, упрямо считал хоть и грязной, ну, скажем, сродни милицейской, однако необходимой работой — Маркиз подался в Воронеж. Брата, опасаясь мести дружков наркодельца, он предварительно отправил в Вологду, к двоюродной тётке — скорее всего, зря, в наркотический омут Петька, похоже, угодил с головой, но всё-таки родная кровь…
Кое-как перекантовавшись — то в Воронеже, то в Белгороде, то в Липецке, то в Ростове — до печально знаменитого Референдума, Маркиз оказался перед нелёгким выбором: или пустить себе пулю в висок, или прибиться к одной из бандитских шаек — с юга, с пылающего Кавказа, и с севера, из непоправимо обнищавшей Центральной России хлынувших вдруг на земли суверенной Калмыкии. Маркиз предпочёл последнее: в чёрном для Элисты феврале две тысячи ужасного года, когда этот город, не сумевший оборониться от несметных полчищ опьяневших от полной безнаказанности головорезов, был не то что бы просто захвачен и разграблен, но чуть ли не буквально сметён с земли, Юрка Меньшиков пристал к шайке Ушастого. Из снайпера-одиночки сделавшись на какое-то время рядовым 1-ой Бандитской Армии. Скоро уже — о, эти ядовитейшие ухмылки судьбы! — оказавшись гражданином (и заложником!) Дикого Поля. Ненавидя наркотики, быть подданным «героиновой республики» — воистину вознаграждение за свой сомнительный промысел Маркиз получил уже в этой жизни! Слабым утешением ему могло служить только то, что до последнего времени ни Седой, ни Упырь — его непосредственное начальство — выращиванием мака не занимались, «зарабатывая» (по старинке) работорговлей и грабежом.
Однако Маркиз понимал не хуже Седого: с приходом Иннокентия Глебовича Дикое Поле кончилось. И более: дни продолжающего втихаря бандитствовать Виктора Сергеевича сочтены. А вот понимал ли он, что в случае гибели полковника Горчакова уже ничего не изменится — не суть. Для ненависти главное не явление, но объект. То есть — для полноценной, не рассуждающей ненависти. А ненавидеть полковника Горчакова, перенеся на него вину с убитого осенью две тысячи третьего года мелкого наркотороговца, сделалось для Маркиза едва ли не смыслом жизни. Конечно, находясь в Ставке, Меньшиков мог бы застрелить Иннокентия Глебовича, но лишь ценой собственной гибели — против чего восставал не только инстинкт самосохранения, но и профессионализм Маркиза: он, как-никак, снайпер, а не камикадзе! Но и ещё — в глубине души, неосознанно! — со смертью полковника Горчакова терялся вожделенный объект: ненавидеть оказывалось некого.
Седой переубедил.
Двести тысяч долларов аванса, а Меньшиков, понимая, что если намеревается уцелеть, то за остатками причитающейся ему суммы к Виктору Сергеевичу обращаться не стоит, выторговал авансом две трети, открывали Маркизу новые горизонты. Оставалась сущая «ерунда»: пройти невредимым между двух огней. Выстрелив, суметь скрыться и от спецназовцев полковника, и от бандитов Седого. В первую очередь — от Упыря, которого Виктор Сергеевич определил ему в помощники. И которому, Меньшиков чувствовал, поручено после выполнения задания ликвидировать его самого. Но, разумеется, разговаривая с Седым, Маркиз прикинулся лопоухим фраером — обеспокоенным главным образом тем, как бы ему получить остающиеся сто тысяч.