Не имея непосредственной обратной связи, ноосфера F8 не могла знать о плачевных последствиях своего вмешательства, но всё-таки, исходя из общих соображений о различии мыслительного процесса, направляла импульсы психической энергии на относительно малонаселённые участки земной поверхности. Самый мощный из всех когда-либо осуществлённых выбросов угодил в междуречье Волги и Дона — случайно в его эпицентре оказался заброшенный артезианский колодец.
А того, что Сорок Седьмой, зарегистрировав ведущий к необратимой деградации ноосферы F8 перерасход психической энергии, в свою очередь упустит из вида взаимодействие этой энергии с поглотившим её индивидуальным сознанием одного из аборигенов третьей планеты, этого — в силу практически невероятного стечения обстоятельств — не мог предвидеть даже Координатор Малой Ячейки. И более: «Эта» цивилизация в целом не смогла проследить цепь «невероятностей», приведшую в конце концов к образованию доставившего ей столько проблем своевольного психосимбиота.
На возвратном пути Ольге сделалось плохо. Закружилась голова, в глазах стало двоиться, но — главное! — смешение мыслей и чувств: она не она, а кто-то ей посторонний, в кабине не привычный запах бензина, а приторный жасминовый аромат, Света с Сергеем не тихо переговариваются между собой, а сообща забивают мелкие гвоздики в её виски и темя. Противясь накатывающей дурноте, женщина откинулась на спинку сиденья, но удержаться в таком положении смогла не долго — её тело обмякло и сползло, уткнувшись головой в плечо майора. Обеспокоенный Иван Адамович, спросив, — Оленька, что с тобой? — и не получив ответа, обратился к Сергею:
— Лейтенант, притормози, пожалуйста, Ольге нехорошо, я посмотрю.
«Уазик» замедлил бег и встал, прижавшись к обочине. Майор распахнул дверцу и положил женщину на сиденье — так, что, перегнувшись в коленях, свесились выставленные наружу ноги. Взял руку, нащупал пульс, удостоверившись, что сердце более-менее в порядке, попробовал дать воды — напрасно: горлышко фляжки лишь стучало об Ольгины плотно сжатые зубы, а вода тонкой струйкой стекала по левой щеке. Иван Адамович налил немного воды в свою, выгнутую лодочкой, ладонь и побрызгал в лицо безучастной женщины — обморок не проходил. Увы, похоже, что к Ольге возвратилась её недавняя «замороженность». Ни лечение Иннокентия Глебовича, ни поездка к Колодцу не помогли. Верней — помогли ненадолго.
Оставшаяся дорога прошла в тягостном молчании. Ротик затворился даже у Светы: совсем недавно, ещё сегодняшним утром, весёлый трёп, шутки, мечты, грандиозные планы — и вот те на! Ольга опять «в отключке», и так ярко рисующаяся в воображении её свадьба с майором откладывается — в лучшем случае! — на неопределённый срок. А у неё самой? С Сергеем? Подавленная произошедшим, ничего хорошего, кроме, возможно, двух или трёх бурных ночей, Света впереди уже не видела.
Кто она для Сергея? А что? Молодой, красивый, самоуверенный — да у него, небось, в каждой поездке таких, как она, бывает не по одной! А у себя — в Ростове? Да там ему продыху нет от баб! Не зря же — десять лет в разводе — и до сих пор ещё не женат! А может — врёт? Как — в таких случаях — девять из десяти мужчин? Преспокойно женат, а ей только так — «заливает баки»?
Под влиянием неожиданно вернувшейся к Ольге болезни, Светлане всё виделось в настолько отвратном свете, что напрочь забылось: Сергей ей замужества не предлагал. И более (если уж до конца по честному!) не он «соблазнил» её — она: ночью рядом с ним улегшись голенькой! И при этом, «нечаянно» разбудив!
Иван Адамович, бережно поддерживающий безучастное Ольгино тело, лишь горестно вздыхал про себя, безумно жалея эту, ставшую вдруг невозможно близкой, женщину. Но не только её — в меньшей, конечно, степени, однако же и себя: ведь счастье казалось таким возможным! Судьба, казалось, наконец-то смилостивилась, даровав ему на закате дней не достававшую всю взрослую жизнь половину.
(С умершей шесть лет назад от цирроза печени женой — плохая водка в соединении с плохой наследственностью — майор хоть и неплохо ладил, но никогда не был душевно близок. Разумеется, об усопшей положенное он отгоревал — ещё бы, тридцать два года вместе! — но и только… Её смерть не оставила не то что бы глубокой раны, но даже заметного рубца на сердце.)