Для Сергея возвращение к Ольге её странного заболевания явилось чем-то вроде знака: всё — поездил, посмотрел и будет! Достаточно! Любопытство более чем удовлетворено. Пора, очень пора домой. О конце Дикого Поля и об образовании на его месте «героиновой империи» необходимо как можно полней осведомить Плешакова. Заодно передав ему полуофициально высказанное Иннокентием Глебовичем пожелание о присоединении Нижне-Волго-Донской Республики к Конфедерации.
Вообще-то, когда прошло удивление от сообщённой ему майором обескураживающей новости о Батьке и о конце Дикого Поля, то Сергей очень скоро — ещё по дороге в Ставку — понял: для ростовского Губернатора это наверняка не новость. И для ставропольского. И для краснодарского Головы. И для царицынского Мэра. Для него — да, но не для них. Эти, прекрасно сохранившиеся с доисторических времён номенклатурные «зубры», наверняка всё знали об Иннокентии Глебовиче. А то, что он сам это имя впервые услышал лишь здесь, в Диком Поле, обидно, конечно, но… «Всякий сверчок, знай свой шесток», — горькая народная мудрость. Обидно, конечно, но… доложить Плешакову и баста! Отпуска у него ещё две недели! Расслабиться, отдохнуть, покупаться в море. И к чёрту Ейск или Геленджик! У себя — в Таганроге! Вот только Света… а что — Света? А почему бы ни пригласить её? Дней эдак на десять? Она ведь не девчонка — не посчитает приглашение недельки полторы отдохнуть у моря предложением ей «руки и сердца»? Или — всё-таки — посчитает?
Выслушав краткий рассказ о приключениях у Колодца и осмотрев Ольгу, Иннокентий Глебович задумался: случай не типичный. Да, женщину вполне можно принять за «замороженную» — немота, неподвижность, расслабленность, отсутствие глотательного рефлекса, — однако её зрачки на свет реагируют. И, кроме того, есть ещё какие-то, которые он хоть и улавливает, но не может определить, отличия — не позволяющие однозначно считать Ольгу «замороженной», несмотря на очень большое внешнее сходство.
На всякий случай полковник Горчаков захватил своими ладонями кисти Ольгиных рук — как он это обыкновенно делал при лечении «замороженных» — легонько сжал, предельно сосредоточился и… негромко вскрикнув то ли от боли, то ли от неожиданности, резко разорвал цепь — выронив из своих ладоней женские руки. Океан электричества! Только не от него к Ольге — от неё! Будто бы в каждый палец Иннокентия Глебовича разом впилось по молнии! Однако исцеления не наступило. Ни речь, ни способность двигаться к женщине не вернулись. Повторять же эксперимент, рискуя получить ещё одну порцию ядовитых молний, полковник, естественно, не захотел, решив поместить Ольгу в гарнизонный госпиталь — там будет видно. Случай более чем не типичный.
Поручив женщину заботам Ивана Адамовича и распорядившись, чтобы ей — мало ли что! — сделали все мыслимые анализы, Иннокентий Глебович задержал Сергея: срочный вызов по телефону не подчинённого ему лейтенанта — имея в виду, конечно, не Голышева, а Плешакова — требовал объяснения. Тем более, что истинная причина такой, несколько нарушающей границы гостеприимства, поспешности была, как бы это сказать помягче, немножечко грязновата. Узнав от своих шпионов о вызове Маркиза Седым и без труда догадавшись о характере данного Юрию Меньшикову задания, полковник Горчаков — и по роду службы, и по душе интриган первостатейный! — решил, что более удобного случая воздать Виктору Сергеевичу за его продолжающийся в тайне разбойниче-грабительский промысел не представится. Во всяком случае — в ближайшее время.
Конечно, если бы не крупный пай Седого в налаженном Иннокентием Глебовичем производстве героина, всё было бы проще: большинство «степняков» одобрило бы расстрел беспокойного соседа. А так… Если без очевидной для всех улики — а Виктор Сергеевич осторожен, схватить его за руку не легко — то иные (и многие!) могут подумать, что он, Горчаков, расправился с Седым исходя из меркантильных интересов, дабы не платить по акциям. Что совершенно недопустимо. Разумеется, позволив включить в игру Маркиза, Иннокентий Глебович изрядно рисковал: Меньшиков, не говоря о том, что снайпер от Бога, киллер весьма высокого класса. Предвидеть его ходы, даже имея горчаковский опыт, очень не просто. А получившему пулю в голову, право же, будет не до сожалений о каких-то недоучтённых обстоятельствах! Мелких недоработках! Но! Не рискуя — не выиграешь! К тому же — и Голос… Он ведь ясно сказал Иннокентию Глебовичу: «Не бойся врагов земных!»