По возвращении в Ставку, Света вдруг оказалась в одиночестве: вернее, в обществе Ивана Адамовичева вестового Олега — девятнадцатилетнего двухметрового голубоглазого ребёнка. Сам Иван Адамович затворился в госпитальной палатке, ни на шаг не отходя от Ольги, Сергей неизвестно насколько застрял у Иннокентия Глебовича, и у деятельной, а главное, общительной по характеру Светы невольно стали возникать мысли о своей здесь, в Ставке, ненужности. Ни занятия, ни общения — хоть возвращайся к брату. А виноват во всём, конечно, Сергей. Заманил, соблазнил и бросил. Как заманил? Если Света чуть ли не на коленках умоляла взять её в поездку к Колодцу. Почему соблазнил? Если она, предварительно раздевшись догола, забралась в его постель. С какой стати бросил? Если начальник его задержал по делу — не суть. А суть: Свете муторно, одиноко, скучно. Хочется хоть на ком-то сорвать своё раздражение — и не на ком. Попробовала было на Олеге, но он, по Светиному мнению, оказался настолько тупым, что её самые ехидные колкости или не воспринимал вообще, или, принимая за безобидные шуточки, хохотал как мальчишка.
«Нет, такого непрошибаемого болвана не уязвишь ничем!», — окончательно поскучнев, Света вышла из палатки майора и, безотчётно ища уединения, не спеша зашагала по центральному, уводящему в степь, «проспекту» — бетонной, в две полосы, дороге. Предзакатная степь манила тишиной, простором и особенным запахом позднего, уже исполнившего своё предназначение, лета. Однако на выходе из военного городка Свету остановил часовой и велел предъявить пропуск. Какой пропуск? Никакого пропуска у Светы, конечно, не было и пришлось повернуть обратно. Не желая видеть глуповато восторженное, за предыдущую половину часа успевшее смертельно надоесть лицо Олега, женщина не стала вновь заходить в Ивана Адамовичеву палатку, а забралась, воспользовавшись доверенными Сергеем ключами, в кабину «Уазика». Не закрывая дверцу, откинулась на спинку сиденья и занялась въедливым, почти мазохистским, копанием в своей душе. С мучительным наслаждением бичуя свои действительные и вымышленные слабости и недостатки:
«Глаза, как у кошки! Волосы — не волосы, а намокшая под дождём солома! Губы пухлые и потрескавшиеся, зубы неровные, руки костлявые, ноги кривые — фу! Уродина, да и только! Неудивительно, что «перестарок»! Двадцать четыре года — и ни ребёнка, ни мужа! Конечно, на такую-то кто польстится? Какой-нибудь — вроде её первого жадины и садиста — ползучий гад? Да и то — тогда ведь ей и восемнадцати ещё не исполнилось! Свеженькая была, молоденькая — вот и клюнул! И ведь терпела бы, не вздумай он продать её в рабство, и дальше? Пока сам не прогнал бы? А никакой нормальный мужик… а где его взять — «нормального»?»
Задав своей душе основательную — до слёз — взбучку, Света почувствовала себя очищенной и поспешила воспользоваться бальзамом: «Ничего у неё не кривые ноги! Напротив! Гладкие, стройные и хорошей формы! А пухлые губки? — так ведь это мужчинам нравится! Светло-русые, слегка волнистые волосы — мягкие, густые — гладить их так приятно! А глаза — вообще! Чуть навыкате, мерцающие то золотистым, то зеленоватым огнём — то ли рысьи, то ли русалочьи! Да будь она мужчиной, в такие глаза — как в омут! Не раздумывая, с головой! И ведь бросаются… только вот почему-то не очень торопятся тонуть… глупенькие… особенно — Сергей… а ведь прошедшей ночью, как им было хорошо!»
Как Светины мысли ни петляли, а пришлось-таки им вернуться к началу — к действительным, а не надуманным причинам её хандры: прошедшая ночь, всё дело в ней! Ведь давала же себе установку, настраивалась, зарекалась — и будто бы бес попутал! Бессонница, видите ли, замучила?! Сама, как последняя потаскушка, в первую же ночь забралась в постель к понравившемуся мужику! Ну да, «сексуальная революция», женщинам тоже, как и мужчинам, нечего стыдиться своих плотских потребностей… а десять тысяч лет патриархата — что, псу под хвост? Нет уж, мужики какими были, такими и остались: в постель — пожалуйста, но чтобы после «на такой» жениться? Это ведущие из разных там «На алтаре Астарты», «Под каблучком», «Сама себе хозяйка» понапридумывали чёрт те что — тьфу! Ведь давно не девчонка, давно всё знала и понимала — тьфу! Вспоминать противно!
Новый виток самобичевания сулил уже не лёгкую (дразнящую и приятно возбуждающую) боль, а очень даже нешуточные страдания. Конечно, думай Света, что они ей помогут исправить глупость, совершённую прошлой ночью, тогда бы — да. Тогда бы она их перетерпела. А страдания ради страданий — нет, это не для неё! Если Сергей суженый — то он никуда не денется! А Сергей — суженый! Богом, природой, дьяволом — неважно кем, но суженый! Ведь не зря же, когда они преследовали бандитов, она в нём увидела сказочного принца! Пришедшего, чтобы взять её в свой волшебный замок! Конечно: замок, принц — это из девчоночьих грёз, но… не настолько она очерствела сердцем, чтобы не верить в мечту! Сергей суженый — и всё тут! Подумаешь — соблазнила! Что она, У Бога телёнка съела, чтобы не сметь переспать со своим мужчиной? Со своим суженым!