«Хоть в этом-то Батька молодец, не любит толочь воду в ступе, — вспоминая убийственно длинные и абсолютно никому не нужные словопрения в кабинетах подавляющего большинства вполне ничтожных руководителей, радовался лейтенант: — Зайти в госпиталь, узнать там, как Ольга, проститься с Иваном Адамовичем — и в путь! Домой! К чертям по налимьи скользкого интригана-полковника! Вот-вот — к чертям! Пусть они (черти) разбираются и с Батькой, и с Плешаковым, и с Сивоконем, и всеми прочими «зубрами»! А он доложит Губернатору — и баста! К морю. На две недели, Под Таганрог. Со Светой. Вчера она согласилась… И сегодня, надо надеяться, не передумает… Хотя…»
Неопределённость их отношений раздражала Сергея. Тем более — что виноват в этой неопределённости был только он. Света замуж пошла бы не раздумывая ни полсекунды! А он… как же, «честная» девушка, прежде чем уступить, должна как следует покочевряжиться, «подинамить» — укоренившийся мужской предрассудок! Вот и получается, что замуж в первую очередь выходят холодные расчетливые «щучки»! И ведь — хоть плачь, хоть смейся! — все это знают и, тем не менее, восемьдесят процентов мужчин оказываются уловленными ловкими, беспринципными хищницами. Ладно бы — в первый раз! Так ведь нет — и во второй, и в третий! Подсознательно, стало быть, что?.. мужики настроены на бесконечные самообманы?.. взять хотя бы его самого — ведь однажды уже попадался — и?.. ничему, выходит, не научился?.. Света… такая искренняя, нерасчётливая — такая не хищница! — влюбившись в него, не стала противиться чувственному влечению, а он? Опасается, осторожничает… притом, что сам в неё влюблён, как мальчишка! Но… какой-то дурацкий заколдованный круг! Если женщина нарушает правила жульнической игры, значит она — «нечестная»! А если «честно» играет по жульническим правилам, то… образец добродетели?
— Сергей Геннадьевич, был рад нашему знакомству. Надеюсь скоро видеть вас вновь. Теперь, выслушав некоторых из наших руководителей, вы, полагаю, убедились, что Нижне-Волго-Донская область вполне достойна вступить в вашу Конфедерацию?
Бесстрастный голос Иннокентия Глебовича вернул Сергея в штабную палатку: «Как же — «мыслитель»! — нашёл время, чтобы, забыв, где и зачем находишься, полностью занять ум решением своих личных вопросов? Хорошо, хоть полковник, кажется, не заметил?»
— Да, Иннокентий Глебович, все ваши соображения постараюсь передать как можно точнее. Ну, а буду ли вновь у вас и когда, если буду, это, вы понимаете, решать не мне. Со своей стороны, тоже очень рад знакомству с вами.
Выстрел грохнул, когда Сергей, прощаясь, пожимал горчаковскую руку — над макушкой седеющей головы Иннокентия Глебовича будто бы пронёсся крохотный смерч, серебристым дымком заклубились вырванные пулей волосы. Подхватив потерявшего сознание полковника, Голышев осторожно опустил на землю тяжёлое, враз обмякшее, тело: «Вскользь, по касательной. Контузия — ничего опасного», — мгновенно отметили видевшие предостаточно всяких ранений глаза Сергея.
Уже спуская курок, Маркиз понял, что пуля не попадёт в цель. И виноваты в этом будут не «Маузер» и не его рука, нет — нечто нездешнее, почти неуследимое, однако определяющее конечный результат всех человеческих действий. Поэтому, выстрелив, Меньшиков немножечко удивился раненью полковника, но удивился почти автоматически — словно какой-нибудь сторонний свидетель. Откуда-то очень издалека наблюдающий не только за покушением на полковника Горчакова, но и за ним самим, Юрием Дмитриевичем Меньшиковым — бывшим лучшим стрелком десантного батальона, бывшим снайпером группы «Альфа», бывшим киллером-одиночкой, бывшим… всё уже — бывшим! Не попав — царапина не в счёт — в голову Иннокентия Глебовича, Маркиз почувствовал: время его пребывания на этой земле заканчивается — остались недолгие минуты. А Там? В общем-то — неизвестно… Однако, учитывая специфическую профессию Меньшикова, надо полагать, что пути ему Там предстоят крутые. И ступить на них доведётся уже очень скоро — через каких-нибудь пятнадцать, двадцать минут.
Проходя мимо спящей Валечки, Маркиз не выстрелил, ибо понял: её показания его земную судьбу не облегчат и не утяжелят, а Там, где начинается новая жизнь, каждое, совершённое здесь, убийство ляжет на плечи страшно тяжёлой ношей.
Конечно, Меньшикову, почувствовавшему знобящий ветерок из иного мира, логичнее всего было бы сдаться, но человеческие поступки логикой определяются и вообще-то редко, а уж когда ясно просматривается черта… навык, инстинкт, привычка — всё что угодно, только не логика!