Минут через десять после покушения, когда Меньшикову удалось незамеченным вернуться в свою палатку, заслышался шум погони:
«Глупость какая-то, спецслужбы действуют тихо, не привлекая внимания, а тут… не хватало только кому-нибудь завопить «держи вора», чтобы получился почти водевильный переполох на сельской ярмарке, — подумал Маркиз, но сразу же спохватился: — Это — за ним. Травят его, как зверя. Зная — почему, от кого, неважно! — но зная, что стрелял в полковника Горчакова он, Юрий Меньшиков. И не будет, конечно, никакого суда — ворвутся и истребят на месте…
… и пусть, — говорил смертельно уставший, почти уже выключившийся из этой жизни ум, — чем скорее — тем лучше…»
Но куда более древний инстинкт всё-таки заставил Маркиза покинуть свою, грозящую превратиться в западню, палатку. Однако никакого плана спасения у Меньшикова не было, и, выбравшись наружу, он полностью положился на волю ног: куда понесут — туда и ладно.
Минут через пять, попетляв между полотняных конусов и шатров военного городка, ноги принесли его на небольшую площадь — перед жилищем Ивана Адамовича. Маркиз почувствовал: здесь. Его земной, красный от крови им убиенных путь завершится здесь. Через две, три минуты — он обнаружен, загнан и вот-вот будет растерзан толпой. Не расстрелян, а как это и положено испокон веку герою вершащегося на площадях стихийного правосудия, растерзан в клочья.
Ум, за ненадобностью, окончательно распался, и то немногое, что в этой жизни ещё успел совершить Маркиз, совершил уже не человек и даже не зверь, а некий, способный реагировать и немного двигаться, биологический субстрат.
Когда появились первые преследователи, он (этот субстрат) достал из сумки почему-то не брошенный Юрием Меньшиковым «Маузер», выстрелил, не целясь, в сторону приближающихся и, заметив неподалёку молодую человеческую самку, загородился ею, левой рукой захватив за шею, а в правой держа наведённый на ищущих его смерти «Маузер». На языке преследующих это называлось «взять заложницу», но угрожающее допотопным оружием биологическое нечто их языка не знало, а действовало, повинуясь даже не инстинктам, а сохранившимся из прежней жизни телесным навыкам.
Контузия оказалась лёгкой, сознание вернулось к Иннокентию Глебовичу через минуту, другую — пришедший в себя полковник первым делом поблагодарил Сергея, зажимающего носовым платком кровоточащую ссадину на темени, и обратился к начальнику охраны:
— Мы чего-то недоработали. Маркиз должен был завтра. Но всё равно — надо брать. Главное, конечно — Седой. Действуй по плану «Перехват». Теперь не отвертится.
Сергея мало интересовали интриги местной политики, и, сдав Горчакова на руки подоспевшему из госпиталя врачу, он собрался вернуться в палатку Ивана Адамовича, но, сделав несколько шагов, остановился, настигнутый любопытным соображением:
«Маркиз! Снайпер высочайшего класса! И чтобы настолько бездарно организовать покушение? Промах — ладно: самый лучший стрелок когда-нибудь да промахивается, но всё остальное?!»
Осмотрев библиотеку — а выстрел был произведён явно оттуда — Сергей, кроме спящей Валечки, раскрытого журнала, маленькой дырки в затягивающей оконце плёнке да запаха пороха, ничего подозрительного не обнаружил — импровизация параноика, а никак не подготовленная «акция»! Это Сергея встревожило: снайпер, повредившийся в уме? Да прежде, чем его поймают или убьют, он же перестреляет тьму народа! И лейтенант, в поимке Меньшикова прежде не собиравшийся принимать участие — пусть об этом болит голова у прошляпившей покушение местной службы безопасности — решил если не присоединиться к ловцам, то поделиться своими соображениями относительно вменяемости Маркиза: охотиться на сумасшедшего снайпера — кошмарчик, как по заказу! Сюжет, можно сказать, для триллера!
Однако, выйдя из библиотечной палатки, Голышев услышал топот многих бегущих ног и громкие голоса преследователей:
«Этого только не хватало! Да что они, черти, делают?! Не задерживают, а травят! Да даже если он ошибается и Маркиз не сошёл с ума — то затравленный-то? Загнанный зверь — и то? А вооружённый снайпер?»
Наверно, с минуту Сергей постоял на месте, пытаясь сообразить, стоит ему или не стоит вмешиваться? Не он, в конце концов, затеял эту идиотскую охоту — и из-за чужой вопиющей глупости лезть под пули затравленного стрелка?
Пока Голышев колебался, думая то так, то эдак, шум погони сместился в сторону жилища Ивана Андреевича — страшное подозрение заставило лейтенанта, мигом забывшего всяческие расчёты, броситься на защиту близких ему людей.