Он попытался встать на ноги.
Ступня была крепко зажата.
Попала в трещину или запуталась в водорослях.
Привстав на одно колено, Бринли поглядел на ногу.
Нет. Ее там держала рука.
Кисть, запястье... дальше рука исчезала в воде.
Тут волна скрыла ее.
«Мне надо выбраться... надо выбраться, — подумал он, снова поворачиваясь лицом к берегу. — Если опушу голову, то смогу ползти на локтях и коленях, по нескольку дюймов за раз, и доберусь до суши. А там через пять минут уже буду дома, в безопасности». После десяти лет безумия ему хотелось насладиться ощущением здоровья. Он не хотел кончить жизнь здесь, в студеном Северном море, как его брат.
Сжав зубы и до боли напрягая мускулы, он подался вперед.
Снова попробовал крикнуть. И снова, прежде чем успел издать хотя бы хрип, почувствовал дикий рывок, заставивший окунуть лицо под воду. Нет...
Чудовищная сила потянула его назад, к краю насыпи. В ногах огнем вспыхнула боль.
Он попробовал схватиться за булыжники. Но уцепиться было не за что. Попытался впиться ногтями в щели между камнями, но ногти оторвались от пальцев.
Бринли тащило дальше, через край. Теперь уже большая часть головы находилась под водой. Дышать стало почти невозможно; крик, поднявшийся из горла, завершился бульканьем.
Рука схватила пояс его брюк. Еще один рывок, и он очутился на самом краю насыпи. Ноги отчаянно молотили воду, как если бы человек тренировался плавать вольным стилем, держась за край бассейна.
В панике крутясь из стороны в сторону, Бринли почувствовал, что его разум снова соскальзывает в тот дремотный мир, где он обитал последние десять лет. Нет. Ему хотелось удержаться; ему хотелось снова жить по-человечески, вменяемым, умным, чистым, с собственным разумом.
Нет,
он становится
неуправляемым
снова... снова...
ускользает...
...Хочется домой. Хочется сидеть... есть шоколад, пить сидр, курить сигареты... смотреть телевизор...
Только не это... Только не под воду, куда волокут склизские, как сырая колбаса, руки. Только не это... Больно... Страшно.
Другая пятерня впилась ему в лицо. Большой и указательный пальцы нащупали глаз и мгновенно проникли в глазницу.
Мука... Словно ледяное зубило вбили в темя. Тошнота, дурнота... Брюки Фокса наполнились калом.
И пальцы вырвали его глаз.
На миг он вынырнул на поверхность. Уцелевший глаз был крепко зажмурен, и Бринли в последний раз увидел обезумевший мир вырванным глазом. Тот бешено раскачивался, будто маятник, и расплывчатые образы пробегали по вывороченной сетчатке: рябь на море, брызги от окровавленных рук, странная красная пятерня, женщина с мальчиком в морском форте, чайка, мчащаяся по небу...
Еще одна рука вынырнула позади него и вцепилась в косматые волосы Бринли. Безжалостно дернула.
Фокс сумел встать. Упершись ногами в подводный валун, он уцепился за скалу перед собой. Две пары мокрых красных рук пытались утянуть его в море, однако Фокс не поддавался. Он был силен. Пожалуй, сильнее, чем любой вменяемый.
Рука, державшая его за волосы, сжалась сильнее и резко дернула вниз. Она тянула, пока с треском не лопнул скальп. Кожа на черепе разорвалась вдоль лба по линии волос и сошла целиком, как парик; волосы вместе с кожей отрывались мучительно медленно.
Рука отпустила скальп, и тот повис на спине на узком куске кожи. Обнажившийся череп блестел на солнце, как гладкое розовое яйцо.
Рука поднялась и поймала болтающийся глаз. С треском вырвала его из глазницы.
Одеревенев от шока, Бринли раскрыл оставшийся глаз. Вокруг лица бурлила вода. И теперь Фокс не сопротивлялся, когда одна из красных рук потащила его за ворот рубахи в море.
Над собой он увидел водоворот, похожий на лужицу жидкого света. Потом вода стала бледно-зеленой. Его единственный глаз видел крохотные серебряные пузырьки, поднимающиеся к поверхности.
Он уже ничего не чувствовал и не слышал, а только видел, как море над ним превращается из бледно-зеленого в зеленое, в темно-зеленое.
В черное.
24
На тесной кухне фургона Крис выбросил в мусорное ведерко две полные тарелки котлет с салатом. На третьей, маленькой, тарелке не осталось ничего, кроме подтеков кетчупа.
После происшествия с Фоксом и Гейтманом нынешним утром они почти не разговаривали. Несмотря на запирательство Гейтмана, Крис считал, что он замешан в каком-то заговоре, направленном на то, чтобы выжить их из морского форта. Почему? Зависть? Может, Гейтман облюбовал это место для себя? Или жители деревни не хотят, чтобы отпускники нарушали их уединение?
— Пап, почему ты так рассердился на Тони Гейтмана? — Дэвид за столом раскрашивал картинку толстым карандашом.
— Мистер Гейтман поступил нехорошо. Он пытался не позволить нам тут жить.
— Почему?
— Не знаю. Пусть теперь разбирается полиция.
Дэвид с интересом поднял голову.
— Полиция? Тони посадят в тюрьму?
— Видно будет. Я собираюсь сегодня же съездить в полицейский участок в Манби.
— А где мама?
— Моет из шланга двор и машину.
— Мы могли взорваться от этого бензина?
— Нет, конечно, нет. А теперь раскрась несколько картинок для меня, а я пока пойду гляну, как там мама.
Крис вышел во двор — все еще мокрый после душа, который устроила Рут. Массивные ворота морского форта были закрыты и заперты.
Он огляделся. Никакого реального ущерба нет, однако чувствовал себя Крис паршиво. Усталым и как будто испачкавшимся. Это здание с высокими каменными стенами, ставшее частью его самого, было осквернено.
— Крис.
Сверху донесся ровный и бесстрастный голос Рут. Она стояла на галерее, которая шла по верху стены. По тому, как неотрывно жена смотрела вдаль, было ясно, что она увидела нечто любопытное.
У Криса напряглись мышцы живота, и он быстро взбежал по ступеням.
— Что такое?
Рут кивнула в сторону моря.
— Кто там?
Прилив, достигший высшей точки, нагонял волны, которые разбивались об основание морского форта. Сначала Крис не мог разглядеть, что увидела Рут. Он всматривался в подошвы волн. В пене прибоя были видны только темные скалы.
Однако там не должно быть никаких скал.
Подавшись вперед, вцепившись в парапетные камни стены обеими руками, он вглядывался в темные очертания, высовывавшиеся из воды.
— Люди... Там, в воде, люди.
Поежившись, Крис посмотрел на жену.
— Я наблюдаю за ними минут десять. Они не двигаются. Просто стоят, и все. — Она пожала плечами. — Ждут.
Двадцатью футами ниже, по плечи в колышущемся океане, время от времени накрывавшем их с головой, стояли шесть темных силуэтов.
Они казались одинаковыми: безволосые, с истощенными лицами.
Все шестеро стояли лицом к морю, их подбородки были чуть приподняты, глаза спокойно прикрыты, словно они спали.
Или умерли, подумал Крис, чувствуя, как волна холода пробежала по всему телу. Ему припомнились статуи острова Пасхи; у них были такие же угловатые головы и непроницаемые выражения лиц, повернутых в одном направлении.
Мало-помалу фигуры начали двигаться.
Медленно и плавно. Очень, очень медленно их головы приподнялись, а лица повернулись к Крису и Рут, стоящим на зубчатой стене.
Не в силах что-либо предпринять, Крис неотрывно глядел на эти поднятые лица. Их глаза были по-прежнему спокойно прикрыты, как у спящих, зато рты немного приоткрылись, образовав черные щели, куда иногда попадали белые комья пены. Отвести от них взгляд было так же трудно, как стряхнуть с себя наваждение.
Крис заставил себя повернуться к Рут и осторожно отвел ее от края стены.
— Не смотри на них, любовь моя. Пойдем вниз.
На середине каменной лестницы, которая вела во двор, она резко остановилась.
— Крис, кто они?
— Не знаю, любимая. И, пожалуй, не хочу знать.