Злобная тварь сосредоточила все свое внимание на воротах. Не слишком усердствуя, колотила медленно, ритмично.
Крис поймал себя на том, что невольно отсчитывает ритм ударов.
Бум — раз — два — бум — раз — два — бум...
Мускулистая рука медленно поднималась и бухала по воротам примерно на уровне глаз монстра. Словно внизу работала какая-то чертова машина. Сафдар не уставал, ему это не надоедало, ему не нужно было отлучаться по малой нужде. Ему не нужно было ничего.
Возможно, он не столько стремился сломать ворота, сколько хотел привести в замешательство людей внутри морского форта. Если так, то тварь своего добилась. Беженцы вздрагивали от каждого удара.
А стук все продолжался и продолжался...
Час спустя люди вернулись в главное здание морского форта, где тяжелые удары были не так слышны.
— Пойдемте куда-нибудь, — предложил Крис Марку и Тони, — нам надо поговорить.
Они устроились в бывшей офицерской столовой. Вокруг стола стояло несколько стульев с прямыми спинками, с потолка свисал провод со стоваттной лампой, которая и служила главным источником света.
Крис по-прежнему считал, что Тони рассказал ему не все. Даже если от этого не будет ровно никакого толку, он хотел полностью представлять себе всю картину.
Они сели. Марк положил ружье на колени. Крис наклонился вперед.
— Тони, Марк, два вопроса. Первый: почему все это происходит? Второй: что будем делать?
Тони и Марк молча смотрели на Криса; далекие удары доносились даже через толстые каменные стены.
Тони потер подбородок.
— Пора играть в открытую. Ты теперь с нами в одной упряжке. И если честно, в этом виноват я. — Он нервно сдернул обертку с сигары. — Когда Фокс разлил тут бензин, мне следовало бросить спичку, пока была возможность.
Крис поднял брови.
— Тогда ты не вляпался бы во всю эту жуткую дрянь. Фокса отправили бы в ближайшую психушку, а меня — в Манби, за решетку. По крайней мере я был бы достаточно далеко отсюда.
— Ты сам в это не веришь, Тони, — мягко пророкотал Марк. — Если они вырвутся, то не спрячешься даже на краю света.
— Кто они на самом деле?
В дверь осторожно проскользнула Рут и села позади Криса.
Тони вскинул глаза на Марка, как бы спрашивая, кому рассказывать.
— Ты, Тони, говоришь лучше, — предложил Марк.
— Если у вас, ребята, есть время, — Тони через силу улыбнулся, — то я начну с самого начала. — Он закурил сигару. — Около полугода назад одна женщина купила большой кусок мяса, огромный, как тарелка. Разрезала его пополам, одну половину положила в миску и поставила ее в холодильник, вторую пожарила и съела на обед. Позже, к вечеру, она почувствовала себя плохо и легла в постель. Когда с работы вернулся муж, женщина попросила его приготовить себе на ужин мясо, оставленное в холодильнике. Он открыл дверцу и увидел, что кусок мяса не только заполнил всю миску, но и вывалился через край. Он посмотрел повнимательнее и заметил, что мясо шевелится. Внизу, на дне холодильника, лежало несколько сырых сосисок. Видимо, мясо к ним прикоснулось и заразило — они выросли вдвое и разорвали оболочку. Кусок бекона, оставленный утром на верхней полке, стал толщиной с Библию. Конечно же, муж отнес кусок мяса на анализ в лабораторию. И что же, по-вашему, обнаружилось?
Крис и Рут только пожали плечами.
— Рак. Это было мясо коровы, больной раком. Так что несчастная женщина принесла домой не что иное, как живой рак.
— Очаровательный ужастик, — проговорил Крис. — И что дальше?
Тони помолчал, прислушиваясь к ритмично повторяющимся ударам, и беспокойно заерзал на стуле.
— Ничего. Просто один из современных мифов, который всплывает каждые несколько лет. Я воспользовался этой идеей о сосисках, зараженных раком, чтобы пояснить происходящее. Я собираюсь рассказать о реальных вещах, которые превращаются в нечто необычное. — Тони подался вперед. — Слушайте. Когда вы были у меня в гостях, я говорил о том, что Мэнсхед, этот крошечный островок, на котором построен морской форт, считался одним из тех мест, где проходит граница между обычным миром житейской суеты и другим — сверхъестественным. Называйте его как хотите — небеса, Вальхалла, Олимп, дом богов, любым чертовым именем. Возможно, вы знаете легенду об одной из горных вершин в Шри-Ланке. Она так близко к границе между этим светом и тем, что, если внимательно прислушаться, можно услышать, как в раю журчат фонтаны. Мэнсхед — одно из таких мест.
Тони говорил низким ровным голосом, стекла его очков гипнотически поблескивали.
— Здесь, на скале, стоящей посреди моря, один из таких проходов в иной мир. Язычники, мистики, ранние христиане и даже такой презренный циник, как я, в этом не сомневались. Именно здесь в определенное время люди собирались, совершали религиозные обряды и открывали заветную дверь.
— Это те жертвоприношения, о которых вы упоминали? Они совершались здесь?
— Несомненно, Рут. Если отбросить всякие сказки о жертвоприношениях, то станет ясна истинная сущность ритуала — обычная коммерческая сделка с богами. Торговля, и не более. Тот, кто приносит жертву, говорит: «Смотри, я зарезал своего драгоценного быка и отдаю его тебе, богу, которому поклоняюсь. Я надеюсь, что за это ты дашь мне сил, чтобы одолеть моих врагов, или ниспошлешь на радость нашему племени обильный урожай». В основе любой жертвы лежит обычное желание смертных выпросить у бога что-нибудь взамен — обилие зерна, здоровье детей, теплую зиму...
— Я помню, — вмешался Крис, — ты говорил, что чем более ценную жертву приносишь, тем больше ожидаешь получить.
— Правильно. Крупные вещи стоят дорого. В трудные времена — когда случался голод или нападали враги — приносили в жертву самое дорогое. К примеру, любимого члена общины. Или того, кого все любят или любили бы, принадлежи это им: ребенок. Или дети.
— Ладно, — Рут тряхнула головой, — пусть они покупали таким способом заветное желание у этого вселенского лавочника, но объясните, ради всего святого, зачем богу мертвая лошадь или овца?
— Этот вопрос, Рут, стоил мне долгих раздумий. В конце концов я попытался поставить себя на место человека, приносящего жертву. Допустим, у вас есть ценная корова. Она для вас крайне важна, поскольку кормит всю семью. Что вы почувствуете, когда зарежете ее? В сущности, разозлитесь, как черт. Вы лишаетесь чего-то весьма дорогого, чем прекрасно могли бы воспользоваться сами. Теперь представьте себе более драматическую ситуацию. Что вы будете ощущать, принося в жертву собственного ребенка? Перерезаете горло сыну... раскраиваете ему голову каменным топором...
— Но зачем? Каким образом это даст богу то, что ему нужно?
— Древние прекрасно понимали, что происходит. Они вовсе не были тупыми жестокими дикарями, когда, к примеру, ацтеки тащили воина на вершину горы, вскрывали ему грудь кремневым ножом и голыми руками вырывали еще бьющееся сердце. Или когда жрецы сдирали кожу с женщины и носили эту кожу в качестве одеяния.
Слушайте, нынешние психиатры только начинают понимать то, что тогда происходило. А именно: катарсис — очищение, искупление. Катарсис — это способ разрядить накапливающуюся внутри психическую энергию, прежде чем она начнет вредить тебе и влиять на твое поведение. Все мы слышали о женщине, у которой, скажем, умер муж. Покуда она не выплачется, она не в силах смириться с тем, что произошло. Когда она плачет, то переживает катарсис.
Шлюзы открыты, и через них вытекает все горе, которое скопилось внутри.
Рут кивнула.
— Значит, древние понимали, хотя и на подсознательном уровне, пользу катарсиса.