Проклятие. Жертва, снова жертва... Крис даже сплюнул.
— И опять мы вернулись к старому. Если эта дьявольщина такая сильная, зачем ей жертва?
— Жертва — это коммерческая сделка, помните? Между богами и людьми. Покупая, вы приобретаете то, чего у вас нет, но в чем вы нуждаетесь, — не важно что: еда, сигары или журнал. А старое божество жаждет того, чем обладаем мы.
— Это наши чувства, — заметила Рут. — Оно получает их от нас, когда мы грустим об утрате чего-то дорогого.
— Да. Ему больше неоткуда почерпнуть набор человеческих ощущений, а оно в нем сильно нуждается, как наркоман в героине. Вот что происходит в Мэнсхеде. Скажем, страдающий отец приносит в жертву любимую дочь — и получает что-то взамен. Какую-то часть сверхъестественных сил.
— Так... Рут, ты давно не видела Дэвида? — Внезапно Крису стало зябко.
— Пойду посмотрю. Он, должно быть, у Ходджсонов.
Крису было не по себе; почему-то звук прилива казался громче обычного. Рут отправилась за Дэвидом; остальные обитатели форта, угнетенные провалом миссии Марка, затворились в доме.
Марк потер глаза.
— Что будем делать?
— А что мы можем? — пожал плечами Крис. — Развернуть крылья и улететь? У вас, Тони, есть предложения?
— Не знаю. Моя проблема в том, что я слишком рационален. Я прожженный циник. Моя бабушка посоветовала бы больше думать сердцем, чем головой; психолог же — искать ответ в бессознательном. Не анализируйте, приведет ли ваш путь к верному решению, — просто следуйте своим чувствам. Именно так, как тысячи лет назад, когда первобытные существа, связав хворост в пучки, построили дом. Понимаете, это и есть вдохновение. Не позволяйте цивилизации отягощать ваше прирожденное примитивное сознание.
— По-моему, Крис, он имеет в виду то, что надо следовать детским ощущениям. Делать то, что ощущаешь как правильное, а не то, что осознаешь правильным.
— Именно сейчас я ничего не думаю и не ощущаю. — Крис облокотился о подножку прицепа. — Меня как будто выпотрошили.
— Поверьте, — с непроницаемым лицом вещал Тони, — лучшее — или худшее — еще на подходе. Надо полагать, старое божество уже в пути. Наверное, к вечеру все закончится.
— Крис! — Рут стремительно неслась по двору, размахивая руками. — Крис! Он пропал... — В ее голосе был ужас. — Дэвид пропал. Кто-то открыл ворота... он остался там, снаружи.
Крис кинулся мимо фургона к воротам: брусья, их подпиравшие, лежали на земле, засовы были вытащены, створки полураспахнуты. Насыпь в преддверии нового прилива была пуста.
48
Крис не раздумывал.
Сафдары могли бы ждать снаружи с распростертыми объятиями, а потом вынуть душу из тела так же легко, как разломить пополам печенье.
Без всякого оружия он выбежал за ворота и огляделся.
По счастью, сафдаров видно не было; как, впрочем, и сына.
— Дэвид!
В ответ — молчание...
С торжествующим плеском надвигались на скалы морские валы, оставляя за собой подсыхающую пену.
Господи, ну где же он может быть?.. Крис уставился невидящим взором в сторону берега, окутанного туманной дымкой. Парочка сафдаров стояла на дальнем конце насыпи; Дэвида не было.
Крис ощутил внутри себя небывалую боль.
— Дэвид!
Рядом возник Марк Фауст, сжимая в дюжих руках дробовик.
— Не видать?
— Нет. И зачем только он вышел?!
Подбежала Рут и вцепилась мужу в руку.
— Ищи его, Крис!
— Послушай, он не мог уйти далеко...
Ложь во спасение: Дэвид не мог уйти далеко, но мог уже быть на дне морском.
Крис кинул взгляд на скалистый утес, что огибал стены форта. Всего лишь полчаса назад здесь находился в ловушке Марк Фауст.
Сначала он их не заметил.
Глаза скользили по океанской кромке вдоль скалы, на которой был возведен форт; ему мерещилось, что Дэвид барахтается среди морской водоросли-ламинарии в пенных бурунах.
Постепенно Крис осознал то, что вначале лишь отметил, не придав значения, и резко повернулся.
Почти на самом краю обрыва на узенькой полоске земли стоял преподобный Рид. Его седые пряди разметались, тощую фигуру окутывал серый плащ. Рядом ерзал маленький светловолосый человечек, как бы приплясывая в странном подобии танца.
— Дэвид!
Но чувство облегчения было недолгим; что-то здесь не так... Старик крепко держал костлявой рукой мальчика за предплечье.
— Папа...
И хотя шум прибоя почти заглушал голос сына, Крис понял, что тот напуган.
Крис первым добрался до утеса, за ним шел Марк, а позади всех — Рут. Место было очень узкое, они словно бы ступали по доске; позади оставалась стена форта, в пяти футах книзу бушевало Северное море.
В дюжине шагов от Рида площадка была ровнее и немного расширялась.
— Остановитесь! — закричал священник, сверля их ужасным маниакальным взором; это был поистине взгляд животного, лишенного всех наслоений культуры и образования. Что-то дьявольское мерцало в уголке его глаз — страшное и невиданно опасное.
— Папа, скажи, чтобы он отпустил меня... мне страшно...
— Мистер Рид, мистер Рид... — начал было Крис.
— Преподобный Рид, с вашего позволения. Не забывайте, я лицо духовное и связую смертных с Господом.
— Преподобный, послушайте, давайте отойдем в более безопасное место.
— Безопасное?
— Если вас что-то тревожит, мы сейчас об этом поговорим, только внутри форта.
— Нет.
— Отпустите моего сына... Пожалуйста! — Крис сразу сообразил, что священник задумал что-то нехорошее.
Он не мог торопить старика, так как тот был способен столкнуть Дэвида в море. Но выжидать тоже было нечего; ему уже виделись тени на поверхности воды — не сафдары ли это, караулящие, как акулы, свою кровавую жатву.
— Ваше преподобие, пойдемте отсюда. Мой сын вам ничего такого не сделал, давайте поговорим спокойно.
— Нет, пришло время действовать. Мальчик, стой смирно, тебе говорят!
Испуганный Дэвид прекратил попытки высвободиться.
— Пожалуйста, отпустите Дэвида. Ему всего шесть лет, вы его напугали.
Старик пристально всмотрелся в Криса и спросил:
— Что вы сейчас чувствуете? То, что я так вот держу мальчика, вас огорчает?
— Да, и вы это понимаете. Не надо, пожалуйста... вы причиняете ему боль.
— Мама...
— Не делайте ему больно, преподобный... он всего лишь ребенок.
— Вы любите своего сына, мистер Стейнфорт?
— Ну разумеется. Так что теперь...
— Так вот, послушайте меня. Что вы купили ему на день рождения последний раз?
— Только отпустите его.
— Отвечайте на вопрос.
— Видеокассету, книжки... компьютерную игру.
— Значит, вы его сильно любите?
— Ну да, только почему вы...
— Само собой разумеется, что мать любит свое дитя, так уж положено природой. Но вот отцы... тут дело обстоит иначе. Они тоже говорят, что любят своих детей. Однако ведут себя по-другому; скорее они потратят свое время на приятелей, пиво, карты... футбол, наконец. Однако верится мне, вы, мистер Стейнфорт, действительно любите сына. Вы проводите с ним немало времени, беседуете, не отпускаете его одного, он составляет очень важную часть вашей жизни. Вероятно, даже более важную, нежели вы можете себе вообразить. Я так и вижу, как вы играете с ним на ковре в гостиной, возитесь с игрушками, шутите и смеетесь. Вам интересно узнать, почему я стою здесь и держу за руку вашего любимого сына? Причина же вот какая: потому что я собираюсь убить его; а вы станете за этим наблюдать.