– И вы все-таки не напишете обо мне? – нервно спросила Сиферра. – После того, что видели?
– Я же обещал – и знал, на что иду. Только в тот момент, когда вы скажете, что ваш материал передан в редакцию научного журнала, я сочту себя свободным от обязательств. Может быть, пообедаем завтра в «Клубе Шести солнц»?
– Право же…
– Или послезавтра?
Сиферра редко бывала в таких местах, как «Шесть солнц» – очень уж не хотелось, чтобы ей приписывали интерес к светской жизни.
Но от Теремона не так легко было отвязаться. Мягко, весело и умело он загнал-таки ее в угол, и она волей-неволей условилась с ним о встрече через десять дней. Ну и что тут такого, говорила она себе. Он достаточно симпатичный человек. И она немного передохнет от своих каждодневных трудов. Они встретились в «Шести солнцах», где Теремона, казалось, знали все и каждый. Они выпили, пообедали – к столу подали превосходное вино из Тамианской провинции. Теремон очень ловко и занимательно вел разговор – все больше о ней, о ее увлеченности археологией, о ее раскопках в Беклимоте. Он выяснил, что она никогда не была замужем и никогда к этому не стремилась. Потом речь зашла об Апостолах, и их неистовых пророчествах, о странном сходстве между ее находками и словами Мондиора. Теремон проявил себя весьма тактичным, проницательным, интересным собеседником. Очень обаятельный – но слишком уж ловкий, подумалось Сиферре.
В конце вечера он – мягко, весело и умело – спросил, нельзя ли проводить ее домой. Но тут Сиферра провела черту.
Он как будто не огорчился – и снова назначил ей свидание.
Они встречались еще два или три раза на протяжении примерно двух месяцев. Распорядок каждый раз был одинаковый: обед в элегантном ресторане, занимательная беседа, а под конец – деликатное приглашение провести вместе часы сна, которое Сиферра каждый раз столь же деликатно отклоняла. Это ненавязчивое ухаживание становилось для нее приятной игрой, и Сиферра спрашивала себя, долго ли эта игра еще продлится. Она по-прежнему не испытывала особого желания лечь с Теремоном в постель, но, как ни странно, ей уже не особенно хотелось и противиться ему. Она давно не чувствовала ничего похожего по отношению к мужчине.
Потом появились первые выпуски «Хроники», в которых Теремон поносил обсерваторию, ставил под сомнение здравый ум Атора, сравнивал предупреждение о затмении с безумными бреднями Апостолов Пламени.
Сиферра сначала не поверила. Что это, шутка? Чтобы друг Бинея – а теперь, практически, и ее друг – так злобно нападал на них?
Прошел месяц, потом другой. Нападки продолжались, а от самого Теремона не было ни слуху ни духу.
Наконец Сиферра, не в силах больше молчать, позвонила ему в редакцию.
– Сиферра! Какое счастье! Поверите ли вы, что я как раз сегодня собирался позвонить вам и предложить пойти…
– Никуда я не пойду. Теремон, что вы такое делаете?
– А что?
– Что вы такое пишите об Аторе и обсерватории? На другом конце линии настало долгое молчание.
– Значит, вас это расстроило, – сказал он наконец.
– Расстроило? Да я в ярости!
– Вы считаете, что я перегнул палку. Видите ли, Сиферра – когда пишешь для широкой публики, для среднего, порой очень даже среднего, человека, приходится пользоваться только черной и белой краской, иначе тебя не поймут. Я не могу написать просто, что Атор и Биней, на мой взгляд, заблуждаются. Приходится писать, что они спятили. Понимаете?
– С каких это пор вы считаете, что они заблуждаются? Бинею известно это ваше мнение?
– Ну-у…
– Несколько месяцев подряд вы писали одно. А теперь вдруг сделали поворот на сто восемьдесят градусов. Послушать вас, так весь университет преклоняется перед Мондиором и мы все не в своем уме. Если вам нужен был предмет для шуток, не могли бы вы найти его в другом месте?
– Это не шутки, Сиферра, – спокойно ответил Теремон.
– И вы действительно верите в то, что пишете?
– Верю. Честное слово. Я думаю, что никакого катаклизма не будет и что Атор кричит «пожар» в переполненном театре. А я, подпуская ему беззлобные шпильки, пытаюсь внушить людям, что Атора не обязательно принимать всерьез – не стоит паниковать, не стоит суетиться…
– Что? – вскричала Сиферра. – Но ведь пожар-то будет на самом деле! И вы ведете опасную игру, ставя под удар безопасность людей. Послушайте: я видела пепел прошлых пожаров, пожаров тысячелетней давности. И знаю, что ждет нас в будущем. Пламя вспыхнет – я нисколько в этом не сомневаюсь. Вы ведь тоже видели мои находки. Теремон, вы заняли самую гибельную позицию, которую только можно себе представить. Ваше поведение жестоко, глупо и отвратительно. И вы сами не ведаете, что творите.
– Сиферра…
– Я считала вас умным человеком. А теперь вижу, что вы такой же, как все эти… ваши читатели.
– Сиферра…
Она прервала связь. И больше не отвечала на его звонки. Время шло, и до рокового дня осталось всего несколько недель.
В начале тептара Теремон позвонил вновь, и Сиферра ответила, не поняв сначала, кто говорит.
– Не вешайте трубку, – быстро сказал он. – Дайте мне одну только минуту.
– Это ни к чему.
– Послушайте, Сиферра. Можете ненавидеть меня сколько угодно, но я хочу, чтобы вы знали: я не жестокий человек и не дурак.
– Кто говорит, что вы такой?
– Вы сказали – несколько месяцев назад, во время нашего последнего разговора. Но это неправда. Я верил в каждое слово, которое писал о затмении.
– Значит, вы и вправду дурак. Или неумный человек – у этого выражения несколько иной оттенок, но оно ничем не лучше.
– Мне известны все факты, и я считаю, что вы все делаете поспешные выводы.
– Что ж, девятнадцатого мы узнаем, кто прав, не так ли? – холодно ответила она.
– Я очень хотел бы вам верить – ведь вы, Биней и все остальные также замечательные люди, преданные своему делу, талантливые и так далее. Хотел бы, но не могу. Я скептик по натуре, всю жизнь был таким. И не могу просто так принять догму, которую мне навязывают. Должно быть, это крупный мой недостаток – из-за него я кажусь легкомысленным. Возможно, я действительно легкомысленный, но по крайней мере честный. Мне сдается, что ни затмения, ни безумств, ни пожаров не будет.
– У нас не догма, Теремон. У нас гипотеза.
– Игра словами, и только. Мне жаль, Сиферра, если я обидел вас тем, что писал, но делать нечего.
Она помолчала. Что-то в его голосе странно тронуло ее. Наконец она сказала:
– Догма или гипотеза – через пару недель она будет проверена. Вечером девятнадцатого я буду в обсерватории. Приходите и вы туда – и посмотрим, кто прав.
– Да разве Биней вам не сказал? Атор объявил меня в обсерватории персоной нон грата!
– А разве вас это когда-нибудь останавливало?
– Он даже говорить со мной не желает. А между тем у меня к нему предложение – я мог бы оказать ему большую помощь после девятнадцатого числа, когда этот мыльный пузырь лопнет и весь мир будет жаждать его крови. Но Биней говорит, что Атор ни в коем случае не станет со мной разговаривать, а уж о том, чтобы разрешить мне присутствовать, и речи нет.
– Приходите, как мой гость. Как человек, которому я назначила свидание, – отрезала Сиферра. – Атор будет слишком занят, чтобы обращать на вас внимание. Я хочу, чтобы вы были рядом, когда небо станет черным и начнется пожар. Хочу видеть ваше лицо. Хочу услышать, как вы извиняетесь, Теремон – так же умело, как кружите головы, или нет?
Глава 22
Это было три недели назад. Теперь Сиферра, в гневе убежав от Теремона, перешла в другой угол комнаты, где в одиночестве стоял Атор, просматривая компьютерные распечатки. Он грустно переворачивал листы снова и снова, словно надеялся найти в густых колонках цифр отсрочку смертного приговора, вынесенного миру. Потом поднял глаза и увидел Сиферру. Она вспыхнула:
– Доктор Атор, мне, наверное, следует попросить у вас прощения за то, что пригласила сюда этого человека после всего, что он говорил о нас и о вас лично… Я искренне думала, что ему будет полезно побыть среди нас, когда… Так вот, я ошибалась. Он еще более пустой и глупый человек, чем мне представлялось. Мне не следовало его звать.