А дома у нас висели картины, которые рисовал папа, у него удивительно получались пейзажи и портреты. У меня над кроватью висел портрет Бетховена, перерисованный папой. Я засыпала под его строгим взглядом. Потом, когда я училась в музыкальной школе, все время на него смотрела, и он меня вдохновлял!
— В школе нравилось учиться?
— Училась я хорошо, учеба мне давалась очень легко. Я росла в такой любви, что заставлять учиться, меня было не надо. Конечно, любимым предметом была литература. Я всегда писала очень хорошие сочинения. И до сих пор иногда пишу: эссе, рассказы, путевые заметки. Вот так лежит, лежит у меня блокнот, я смотрю: так много листов! Сяду, чего-нибудь напишу. Стараюсь тренировать себя, не лениться. Вообще, родители дали мне хорошую внутреннюю дисциплину. Я все время делаю зарядку, слежу за тем, как я выгляжу и считаю, что это человека тонизирует. Тут можно вспомнить Чехова: «В человеке все должно быть прекрасно». Но на самом деле, у меня достаточно непростой характер. Я могу быть хмурой, злой, раздражительной, но моя задача — с этим бороться. Чтобы не омрачать этот мир своим унынием.
— Первая любовь не отвлекала от учебы?
— Она у меня была достаточно поздняя, уже в институте. Мальчишки, с которыми я училась в школе, были мне абсолютно неинтересны. У меня был очень яркий отец, а, в основном, девочки ориентируются на отца, выбирая избранника. Хотя в школе был мальчик, который мне нравился. Спортсмен, красивый такой, высокий. А в музыкальной группе, где я пела, ребята были интересные, одержимые музыкой, но сказать, что я была в кого-то из них влюблена, — нет. Это были больше дружеские увлечения. Первая любовь — это уже второй курс института. Я была уже взрослой барышей. У всех на тот момент женихи были, даже дети рождались. А у меня — только первая любовь. Он учился в нашем институте, а сейчас это известный актер. Он многого добился, играет в очень популярном театре. На тот момент, он уже был женат, и у него был ребенок. Конечно, я долго боролась со своей любовью, плакала, переживала. Разбить семью я не могла, это не в моих правилах, я хорошо понимала, что такое — семья. Но нас Господь и развел, он институт окончил, а я еще училась. Потом была какая-то переписка, но и она быстро закончилась.
— Вы пели в ансамбле?
— Да, и первые песни, которые я пела, это песни Александра Морозова. Спустя тридцать лет я с ним встретилась и записала альбом «Синие мои цветы…». А моей дебютной песней, которую я пела в восьмом классе, была песня «Старый костер» на слова Леонида Дербенева,скоторым мы тоже посчастливилось познакомиться. И это была судьбоносная для меня встреча, потому что после нее мы с Вадиком окрестились и сразу же повенчались. Причем, это было на Троицу, под Иркутском, на Байкале. Вот такие пересечения.
У Бога случайностей нет.
— Виктория, по образованию вы — актриса.
— Да, я окончила Дальневосточный институт искусств, по диплому — актриса драматического театра и кино.
— При поступлении три раза пели первый куплет песни «Ой, ты, степь широкая»?
— Я второго куплета просто не знала. А мне студенты, работавшие в абитуриенте, сказали: «Да, обычно останавливают, дальше и не слушают». Ну, я и пошла успокоенная. Пою «Ой, ты, степь широкая». Спела первый куплет, не останавливают. Думаю про себя: «Ну, еще раз спою». И еще раз спела. Не останавливают! Пою третий раз и уже сама останавливаюсь. Спрашиваю: «Еще петь?» Декан за-возмущался: «Я же вас не останавливал, значит, пойте». Я как-то испугалась, говорю: «Ну, я уже три раза спела одно и то же». Они слегка смутились: «Ну, ладно, тогда хватит». Кстати, после первого курса я сама работала в деканате, и Ольга Дроздова как раз поступала в наш институт, а Дима Певцов учился с моим мужем. Вот так бывает! А когда я поступала, конкурс был больше 30 человек на место. Это же единственный такой институт на Дальнем Востоке. В принципе, в институт меня взяли только за второй тур и за высокую оценку в аттестате. Все экзамены я сдала на пятерки. Но дело в том, что, когда я поступала, у меня были зуткие тефекты реци (говорит, сильно шепелявя). У меня от природы неправильный, очень глубокий прикус. И я сильно шепелявила и не выговаривала половину шипящих. Меня взяли, в общем-то, вопреки.