Но сначала вопрос о любви, не стоял. Только работа. А когда мы с ним познакомились поближе, оказалось, что у Вадима, как и у меня, в тот момент была личная трагедия. Я одно время работала в Иваново, и так случилось, что у меня все стало рушиться: карьера, работа, любовь. Земля из-под ног уходила. С любимым человеком я поругалась и поняла, что уже навсегда. Было предательство, которое я не захотела и не смогла простить. Вот тогда я познакомилась с Евгением Павловичем Леоновым. Это очень яркая страница в моей жизни. Раньше были, да и сейчас, наверное, существуют, такие «халтурки», когда известные артисты приезжали в провинцию, устраивали вечера, творческие встречи. И вот, Евгений Павлович приехал, и мы с ним ездили, по колхозам Ивановской области, выступали. Люди сидели в телогрейках, в шапках, в валенках, и залы всегда были полные, такого великого артиста принимали «на ура». Я с ним играла два отрывка, и очень этим горжусь. А еще пела песню из «Белорусского вокзала», и ему очень нравилось мое исполнение. Он все время меня подбадривал. Потом с Евгением Павловичем я встретилась через шесть лет. Я уже была популярной певицей. Борис Ельцин в Кремле устраивал концерт для наших олимпийцев. А мне немножко не хотелось выступать, я была очень уставшая. Там был фуршет, Евгений Павлович сидел за столом, и я его сразу не увидела. Он сам меня узнал.И явдруг слышу такой родной голос! Он ко мне обратился по девичьей фамилии голосом Винни-Пуха: «Жукова, куда идешь?» Я так обрадовалась: «Евгений Павлович, вы меня помните?» «Ну, а как же? Ты же мой партнер!» И я на сцену пошла такая счастливая, воодушевленная.
А в Иваново мы поработали с Евгением Павловичем дней пять, по три выступления в день, потом он уехал, а я поняла, что в театре мне делать нечего. С главным режиссером я не нахожу контакта. В театр я пришла, когда там был другой режиссер — Ефим Давыдович Табачников — человек, у которого я училась. Он глубоко разбирался в русской литературе, драматургии, был человеком по-настоящему творческим. А когда он ушел, новый режиссер стал вводить свои законы. Но как режиссер интересным не был. После Ефима Давыдовича он мне казался белой молью. И, кроме того, не совсем порядочно вел себя по отношению ко мне. В то время я дружила с Татьяной — художником по костюмам, она была цыганкой. В детстве, кстати, меня пугали цыганами. Бабушка говорила: «Вот приедет цыганская кибитка, тебя украдут и заставят воровать и петь». Я очень этого боялась. Петь-то я еще смогу, а воровать — это было и непонятно, и страшно. Как я буду воровать, если я не умею? И когда я оставалась одна, я выглядывала из-под ворот и запиралась на засов, чтоб цыгане не украли. И вот, эта Татьяна мне сказала: «Вика, сходи в храм, помолись и поставь свечку Николаю Чудотворцу». Для меня тогда это было не совсем понятно, но я пошла. В храме никого не было, служба уже закончилась. В этот день как раз был праздник Николая Чудотворца. И я долго-долго плакала, жаловалась на свою тяжелую судьбу. Деваться мне было некуда. Домой вернуться не позволяли гордыня и тщеславие. Я же уехала Москву покорять. Все — я должна быть первой. Испытание гордыней, амбициями — очень сложное. А в храме было так тепло, уютно, и в какой-то момент я почувствовала, что мне стало легче. Я ушла утешенной и спокойной. В театре я написала заявление, взяла билет и уехала в Москву. И сразу же познакомилась с Вадимом. Вот этот ночной звонок Игоря раздался через два дня после того, как я приехала. А Вадима как раз в то время оставила любимая девушка. Он с ней учился в одной школе, помогал ей поступать театральный институт. Вадик был очень способный, талантливый, его брали во все ВУЗы, а ее никуда не брали. И он везде носился с ней, устраивал ее, и вдруг она ему объявляет, что уходит с одним известным театральным администратором.