А я, наоборот,
Размышляю о слове не в меру витиевато.
А как надо —
Не знаю. Как умею,
Так выдаю
Скользящую рифму свою,
В семь колец свитую, как змею,
Умудренную опытом,
Битую копытом Бесовским,
И, наконец, по понятиям мирским,
Забытую всем скопом людским.
Адресую избранным, любимым, дорогим
Строки свои
С размышлениями о жизни, о Боге.
Они порой жёстки, да не глубоки,
Как дни мои.
И никому я истин не открою новых:
За спиной сорок восемь апрелей,
Из них я, как Марк Аврелий,
Наедине с собой записывал тридцать неполных.
Но выхлоп — полупустой.
И хочется извиниться
За стиль юродивый свой, Д
а повиниться перед толпой
И просить нижайше
Лишь о душе моей помолиться
В храме ближайшем
За здоровье, коль буду живой,
А коль не — за упокой.
* * *
По расписанию я жил очень мало:
Школе я был не мил, достала
Армия, и я устало
Перевалил в поле зрения Музы.
Вузы
Были — не счесть им числа.
Кроме ГИТИСа,
Стремился к знанию сам,
Да заочно
Росла моя самообразованность радостно.
Но данность моя, сущность, как кость в горле закономерности,
Мешала целостности общества.
Но, определенно, все ценности естества
Я принимал душой.
А вот строй любой — порядок ли мировой,
С Золотой ли звездой, пяти ли, шестиконечной —
Я осенял крестом
Да с молитвой сердечной
Занимался легким трудом:
Писал, рисовал, читал,
По молодости рыбу ловил,
Крал да продавал
И был всегда потерянным для любой среды,
И ангельской, и бесовской.
Болтался между красной и голубой
И тихо
Лелеял надежду
Душу свою спасти
Ценою любой.
И годам к тридцати шести
Остепенился,
Утвердился в концепции главной,
Вернее-одной:
С верою православной,
Той, что держит доныне
Меня на земле этой грешной,
В трясине страстей мирских,
Во тьме грехов кромешной,
Плохих новостей,
Плотских поступков мерзких,
Аномальных людей,
Непутевых стихов,
Жить без которых нельзя.
И по жизни скользя,
Упираясь в экран, как баран,
Удивляясь цинизму и пошлости,
Выпивая подряд две по сто стопки
Улетая в миры иной плотности
В среду антиангелов,
Телом всем приобщаясь к обманчивой беззаботности,
Забывая, конечно, про душу
Забивая, как Ной в ковчеге, на проклятую сушу,
Накатывая одну за другой,
Не узнаешь себя в человеке с дурной башкой,
В амальгаме кривой, и волна за волной
Угрызения совести накрывают сознание с головой,
Хватая, как рыба, ртом остатки былой благодати.
И, кстати, если остаешься живой,
Спасаешься водицей святой.
А если полу… не нарушая традиций,
Не скажу крамолу — оттягиваешься пивком,
А потом уж водочкой ледяной.
Все это — микро-запой.
Но когда любой раствор спиртовой,
Проникая по утру, как вор,
Через все «не могу», через пляшущий забор зубов
В утробу через дерганую губу,
Выносит печени приговор,
Вот тогда это точно — беда.
Это путь безвозвратный вниз,
Можно ставить диагноз: «алкоголизм»,
И забыть уже о душе навсегда.