* * *
Чаша весны переполнена — это мой май!
Черемухи и соловьев — через край!
И все это мне уготовано при жизни.
Я наблюдаю рай, краешек рая,
С безумной тягой из центра мая.
Туда, к Солнцу живому,
К миру иному,
Лучшему,
Всегда ждущему
Смертных простых,
Ныне живущих,
А в будущем — избранных или святых!
* * *
Ангелы сильно любили меня,
Держали на привязи, взаперти,
На самом краю. Но в иные края
Душа порывалась уйти.
Дрожащий огонь в желтом сколе зрачка
То вспыхивал, то исчезал,
Но утром, под тихие трели сверчка,
Он, умерший, вновь воскресал.
Ушли ли те дни в безвозвратную даль —
Поди-ка сейчас угадай.
И ангелов где та любовь, та печаль?
И где тот надломленный край?
* * *
Смешно и впрямь, но я есть центр мира
На краткий срок до даты роковой.
А ты ответишь: «Друг, как это мило,
Наверно, ты не дружишь с головой…»
Но мне поверь, я сердцем ощущаю
Движенье звезд и первый вздох весны.
Не я всем этим миром управляю,
Но мне другие функции даны.
Я — центр ощущений этой жизни,
Мир плотоядный тянется ко мне.
При всем моем библейском оптимизме,
Я — центр. Мир находится извне.
На стыке дней, на сломе двух столетий,
На этот мир, как мальчик, я смотрю.
Ну, а пока из легких междометий
И жестких слов плету я речь свою.
Я вижу бабочку, воскресшую в апреле,
Ликую я, но в сердце холодок.
Я — центр мира. Это, в самом деле,
Как бабочка, на очень краткий срок.
* * *
Не знаю ли я или знаю —
Тебя я, Илья, не пойму.
Но текста, извиняюсь за наглость твою, обожаю,
И посему
С листа ты опус мой сладкий прими.
Твою я книжонку листаю-читаю,
И малость смущаюсь,
Каюсь —
Мне стыдно, мой шер, мон ами
За то, что мусолю твое рифмоплетство в руках
А впрочем, чего я сам стою?
Включаю юродство в стихах —
Чего я сам значу?
Зачем я тебя вспоминаю,
Валяю, шутя, дурака,
На что свое слово я трачу? —
Не знаю.
Разбавив сарказм слегка,
Меж строк, листок,
Ты прими мою сдачу,
Пусть мелочь, дружок,
В век крупнокупюрный.
Я смог улыбнуться
Фигурной строфой
В глаза этой пошлости.
Пой да рифмуй,
По мере возможности, куй
Свое счастье,
Вылижи все, что испачкал строкой.
Эстрада, чтоб выжить, должна быть такой —
Отчасти безбожной, бездушной, бездарной и нагло-пустой.
* * *
Звенящая слава,
Как кипящая лава,
Сжигает любого Слабого.
А слова о славе вечной —
Разговор пустой и беспечный,
Изъеденный ржой,
Гордыней злой
Да глупостью вечной —
Спор бесконечный, друг мой.
Ну, а сама слава
Живет очень мало,
Питается тем, что у Бога украла,
Жует, что с неба упало,
Да немного у беса крадет.
А бес,
Имея свой интерес,
Относится к ней нестрого,
Еще и подачки дает —
На эти деньги она и живет.
Прожигает свои деньки,
Жирует, кайфует, колется, пьет,
Планов благих не строит
И не влезает в долги.
Пока бес во все щели прет,
Пока душа не ноет,
Она прикурить дает.
На славе делали бизнес всегда.
Шли с Богом в разрез,
Идолов из мертвецов штамповали,
И на CD и кассетах гнали суррогат
Музыкально-банальный для всех,
Для всей биомассы.
Приучали нас, пидорасы,
К двусмысленной ПОП-культуре,
Дух выбивали Божественный из всего —
Кому по пуле в живот,
А кому — конфетку совали в рот.
Иной особе — кокарду на лоб.
И таких не мало особ,
Которые сами кой-че подставляли
Ради славы, дабы их узнавали,
Шушукаясь, даже сзади.
Да еще бы и денег давали
Тети и дяди, чтобы на них спереди посмотреть,
А они бы за это могли бы попеть
Да задницей повертеть.
Охренеть!
Да и таких художников, Дали и Шагалов,
Полно, как шакалов.
Малевичей, чей стиль пустой, бесовской,
Черного квадрата черней.
От этих чертей-искусителей,
Носителей темных идей,
В глазах темно.
Одно полотно их такое
За много миль не дает покоя
Первым коллекционерам.
Щекочет нервы им,
Покупают они и сбывают дым,
Пустоту, что доступна лишь им одним
Точнее — избранным, объединенным баблом
Да злом неземным.
Нужна ли слава такая земная
Типа славы Дали, не знаю.
«Время течет».
«На мели корабли»
Сгорают. Библии главы прочитаны все.
Грехи учтены и подсчитаны,
И на земле счет на секунды идет.
Ангел, зевая, взмахнул крылами —
За облаками Отец наш любезный ждет,
С нами о славе иной, не земной, а небесной
Он разговор поведет.
И пот до костей кой-кого пробьет,
А кто-то и рот сам себе зашьет.
И славы привкус забудет.
А вспомнит — себя проклянет.
И прощенье просить будет.