— Неужели это правда?
— Абсолютная, — кивнул Артур, закинув согнутую в колене левую ногу на бедро правой. — А ты о чем?
— Все хохмишь. Я о тебе и Аглае. Вы что, действительно с ней… — понизила тон, словно их действительно кто-то подслушивал. — у вас действительно что-то было?
А вот это уже интересно. Кто доложил? Ну уж не Веснушка точно. Может, увидела сама, как он утром выходил из ее дома? Или везде сующая свой нос горничная нашептала. Это больше походило на правду.
Не то, чтобы он боялся рассказать о их связи, стеснялся или не хотел вовсе, скорее не думал, что будет вот так, с бухты-барахты. Да еще с такой претензией…
— Было, — честно признался он, глядя на родительницу. — И что с того?
— Ты серьезно? Нет… правда, ты не шутишь? — слегка побледнела она и опустилась на краешек дивана прямо напротив напортачившего сына. — То есть вы с ней…
— Да брось ты, мам, ну в самом деле, — разозлился он, поднимаясь. — Ну это даже смешно. Отчитывать меня будешь или что? Да, я давно занимаюсь сексом, смирись и прими факт взросления сына достойно.
— А мне вот совсем не весело, Артур, абсолютно!
— Мне тоже, когда ты начинаешь разговор с таком тоне.
— Вы хотя бы… — голос сел, — предохранялись?
А вот это вопрос хороший…
Глава 22
Артур всегда брал вопросы предохранения на себя — еще одно правило, которое он даже не включил в личный кодекс. Потому что просто по умолчанию, без вариантов. На слабый пол в этом вопросе полагаться никак нельзя — не с его положением и деньгами. И дело было не в страхе заполучить букет, он просто не хотел детей.
Но с Веснушкой… тут вышел казус. Потому что не готовился, не думал, все вышло спонтанно. Как натренированный пес, которому дали команду «фас», именно это он ощутил, сняв с нее платье. Отключка. Забвение. Глоток чистейшего кайфа.
Косяк, безусловно. Но она точно была девственницей, поэтому его успокаивало то, что риск минимален. К тому же некоторое предохранение все-таки было, хотя к прерванному акту он, как осведомленный современный мужчина, относился скептически. «Как по минному полю на ходулях».
— Как видишь, до сих пор в подоле не принес. Так что не волнуйся, бабкой раньше времени ты не станешь, — слился с прямого ответа.
Мать немного расслабилась, но не слишком — лоб по-прежнему пересекала глубокая «тревожная» морщинка.
— Неужели ты не понимаешь, она… она милая девочка, правда, но ведь вы совершенно друг другу не подходите!
— Я и без тебя это знаю, Америку не открыла.
— Знаешь? Тогда зачем?..
Зачем… хороший вопрос. Знал бы он сам, не терзался бы целый день мыслями. Не мучился и не испытывал непривычный для души циника дискомфорт. Даже не так, наверное — некое мучение.
Не вовремя. Все не вовремя. Она не вовремя, они не вовремя. Не сейчас надо было, раньше тогда уже, или позже, потом, когда он закончит магистратуру. Или не нужно было вовсе…
И теперь как со всем этим быть? Он не хотел доставлять ей боль, искренне не хотел. Впервые в жизни он думал о ком-то кроме себя. Думал и пока не находил ответов.
Инна Алексеевна подошла к своему единственному чаду и положила ладошку на плечо великовозрастного сыночка, который был выше ее на целую голову.
— Сынок, я все понимаю — молодость, гормоны. Аглая девочка симпатичная…
— Мам, ну не начинай, а.
— Ну почему ты такой колючий! Весь в отца!
Отца Артур точно колючим не считал, скорее, старший Вишневский отличался некой мягкостью характера, когда это было ненужно, но спорить сейчас с матерью просто не хотел.
— Давай я сам разберусь, ладно? Не волнуйся, я приму верное решение, как всегда.
— Просто знай — она тебе не пара, я говорю это не как твоя мать, а как человек, который прожил жизнь и что-то в ней смыслит. Она станет для тебя помехой, будет тянуть тебя вниз. Ты молодой, умный, целеустремленный, я знаю, что ты можешь многого добиться, но для этого тебе нужна чистая и свежая голова. Тебе нужна свобода. Это поезда тянут за собой вагоны, а ледоколы плавают одни.
— Выходит, я ледокол? — усмехнулся.
— Артур, пожалуйста, ты сделаешь огромную глупость если поддашься сиюминутным эмоциям и откажешься ради нее от поездки мечты.
— Да кто тебе вообще сказал, что я никуда не поеду? — взорвался он. Ему до коликов в печени надоело слушать «умное материнское слово». — Само собой, я улечу, ничего не поменялось.