— А Аглая?
— А что Аглая? Пусть дома сидит, борщи варит, валенки валяет. Мне-то какая разница, что с ней будет. У нас был просто секс и все.
На лице матери расцвела улыбка облегчения, даже щеки обрели нормальный человеческий цвет. И Вишневский едва не взорвался во второй раз.
То есть вот так ты да, мама? Вот так?! Услышала, что хотела и сразу успокоилась? Даже не поняла, что он сказал это просто проверить ее реакцию.
Он думал, что он циник, но неожиданно женщина, которая его родила, раскрылась перед ним с совсем другой стороны.
А если это так воспеваемая всеми любовь? А вдруг Веснушка единственная, кто по-настоящему его зацепила? Зная это мать бы тоже прошлась по его большому и светлому своим «мудрым» красноречием?
Больше всего на свете он не выносил, когда его пытаются лечить. Это только его жизнь и больше ничья. И будет так, как сказал он.
— Я заберу ее с собой, — твердо, без тени улыбки сказал Вишневский.
— Кого и куда? — цвет кожи Инны Алексеевны снова приобрел не совсем здоровый оттенок.
— Аглаю в Америку. Думаю, после стен Гарварда ее ждет не менее красивое будущее, чем мое.
И ушел, оставив мать с ее шоком один на один.
Признаться, Артур сам был в шоке. Потому что то, что он сказал… Он не думал об этом, не размышлял, как это устроить, хочет ли она, реально ли это вообще. Просто произнес и понял: а почему, собственно, и нет? Элементы пазла как будто бы сложились в цельную картину. Идеально, уголок к уголку.
Ну конечно, он просто заберет ее с собой и все. Пусть учится, набирается ума, взрослеет.
Как оно там дальше у них будет — да черт его знает, возможно, уже завтра их дороги разойдутся, но сделать ее будущее БУДУЩИМ в его руках. Он может. И он сделает.
Да, он это сделает.
Преисполненный странной решимости, он пересек темный двор и, минуя дверь, сразу уже по старой привычке пошел к ее окну.
Он ощущал себя чокнутым, полным психом, потому что принимать подобные решения вот так молниеносно может только ненормальный. Но что удивительно, только приняв его, он впервые за день смог вздохнуть полной грудью.
Может, затея полное дерьмо, но он знал, чувствовал где-то там, за подкоркой, в районе мозжечка, что это решение — единственно верное. Он не был фаталистом, но вдруг подумалось, что если не сделает так, то после его отъезда все непременно рассыплется. Сломается. Раскрошится. У нее. Ей нужно быть там. Она полетит в эту чертову Америку и получит это чертово образование!
Думая о том, как она обрадуется сейчас этой новости, он убрал рукой занавеску и увидел, что она сидит на своей тесной кровати и… плачет, уткнувшись лицом в ладони.
Глава 23
Он ушел… Ушел, даже не разбудив меня, ничего не сказав.
Почему?
Что было не так?
Все это так сильно напоминало тот день, когда он переночевал со мной впервые — тогда он тоже ушел, пока я спала, но с тех пор все разительно изменилось. Я стала другой, он другим, мы оба… И хоть он говорил что-то о том, что не умеет любить и прочее, я чувствовала, что он просто держит марку циничного подонка и обманывает сам себя. Как и я себя, когда каждый раз его отталкивала. Вчера я поняла, что устала бороться и сказав, что хочу, чтобы он остался, я была с ним абсолютно честна. Только вот я имела в виду не именно на эту ночь, а совсем. Чтобы он был со мной, не улетал в Америку.
Как я без него буду? Тем более теперь, когда мы стали близки…
Я не жалела о том, что было — моим первым стал тот, кого я люблю. И любила долгие пять лет. Я осознанно сделала этот шаг. Эта ночь… она была прекрасна. Он был искренним, настоящим, нежным, я даже не знала, что он может быть таким. Он любил меня. Я увидела его совершенно другим и поверила, что все возможно. Что я нужна ему.
Но почему он ушел молча?
Почему не зашел? Не позвонил? Не написал даже строчки…
Он разочаровался? Пожалел? Ему не понравилось?
Что?!
Я целый день металась по комнате, словно раненый тигр в клетке. Несколько раз порвалась позвонить ему сама, но в последнюю секунду сбрасывала вызов.
Навязываться? Вешаться на шею? Нет ничего хуже. Но неизвестность буквально поедала меня изнутри, заставляя не отходить от окон. Я знала наверняка, что он никуда не выходил из дома, тогда почему он молчит?
Где-то внутри зрело недоброе предчувствие, нехорошее. Набирало мощь словно ядерный гриб.
Может, все до смешного просто? Он получил свое и теперь я стала ему неинтересна. Завтра он улетает в Кембридж — новые знакомые, новая жизнь. Зачем ему какая-то невзрачная дочь кухарки?