И тут же вспоминала, как он на меня смотрел… такой взгляд не может лгать. Чтобы он при этом не говорил — глаза не притворяются. Я чувствовала, что нужна ему, хоть он этого, возможно, пока и не понял. Что это не какая-то игра. Просто знала и все, это не объяснить словами.
Тогда почему он даже не позвонил?
К вечеру я настолько сильно накрутила себя, что уже не могла думать ни о чем другом, кроме этого. Мои мысли становились все мрачнее, прогнозы все хуже. Неопределенность сводила с ума.
Все! Не могу так больше! Чтобы он там не решил, я должна услышать это от него самого.
Чтобы не отвечать на ненужные мамины вопросы, я тихо выскользнула через окно и, стараясь не привлекать ничьего внимания, дошла до дома Вишневских.
Я еще не знала, под каким предлогом поднимусь в его комнату, но знала, что сделаю это.
Мне нужны ответы. Без них я не уйду!
Но подниматься никуда не пришлось: только я оказалась у дома, как услышала через открытое окно гостиной голос Артура и Инны Алексеевны. Они о чем-то говорили на слегка повышенных тонах, разобрать было сложно. Я не хотела подслушивать их разговор, но… подслушала.
Чем разрушила свою жизнь.
— Артур, пожалуйста, ты сделаешь огромную глупость если поддашься сиюминутным эмоциям и откажешься ради нее от поездки мечты.
— Да кто тебе вообще сказал, что я никуда не поеду? Само собой, я улечу.
— А Аглая?
— А что Аглая? Пусть дома сидит, борщи варит, валенки валяет. Мне-то какая разница, что с ней будет. У нас был просто секс и все.
Просто секс и все.
Просто секс.
Не было никаких чувств, не было даже симпатии. Ничего не было.
Я просто жизнь тебе сломаю, вот и все.
Он не врал, когда говорил это…
Я не поняла, как дошла обратно до нашего дома, ноги сами привели меня, на автомате. Я не плакала, пока шла, не плакала, когда перелезала через подоконник. Но стоило оказаться в четырех стенах своей комнаты… Опуститься на кровать, на которой только этой ночью мы были близки, я ощутила такую душевную боль, словно мне без анестезии выдернули сердце, засунув вместо него кусок ржавой арматуры.
Когда я размышляла о подобном исходе сегодня днем, я не верила, что будет так. Продолжала себя накручивать, но… не верила. Что он со мной настолько хладнокровно…
Как он мог? За что? Неужели только за то, что отказала ему когда-то? Но разве можно вот так цинично с живыми людьми?
А ведь я любила его. Любила! И он это знал. Знал… и намеренно разбил мне сердце.
На тумбочке стояла его собранная из осколков кружка, я зло стиснула зубы и смахнула ее на пол, а потом, глядя на новую гору осколков, разрыдалась. Так сильно эта гора напоминала мою жизнь.
И вдруг, сквозь слезы, к мощнейшему бессилию присоединилась праведная ярость.
Я смогу без тебя! Смогу! Ты думал, что сломал меня? Черта-с два, Вишневский! Катись в свою Америку! Убирайся! Лелей свое эго подальше от меня!
Да, ты мне ничего не обещал, но и не говорил, что тебе на меня плевать, не говорил, что для тебя это расчетливое «просто секс». Ты подарил мне вчера надежду, и за это я тебя не прощу.
Поднялась и, неаккуратно собрав куски, выбросила осколки в корзину для бумаг, пнула ее… и рухнула снова на кровать, рыдая. Громко, горько, отчаянно.
А потом убрала от лица руки и увидела в окне его…
Глава 24
Плачет?
И сразу же мысль — из-за него. Потому что не заглянул даже за весь день, как будто бы слился.
Опыта общения с ранимыми девственницами у него практически не было — все его подруги довольно стойко переносили временное затишье после совместной ночи. Потому что понимали, что он за человек, знали, что рассчитывать на «луну с неба» после секса с ним глупо. Но они — не Веснушка. С ней нельзя было так. Нельзя.
Перемахнув через подоконник, опустился на корточки напротив нее и взял в свои руки ее ледяные подрагивающие ладони. На пальцах мелкие порезы, кровь…
— Что произошло?
— Ничего, — всхлипнула она и предприняла попытку выдернуть руки, но он не дал, сжав их еще сильнее. — Отпусти.
— Да что случилось-то? — нахмурился он. — Откуда порезы?
— Тебя не касается.
— Ты из-за этого плачешь?
— Сказала же — не твое дело.
Понял, не дурак, девочка психанула. Вздохнул, предвидя сложный разговор. А потом не терпящим дополнительных пояснений тоном решил донести до нее произошедшее:
— Да, я молча ушел утром и не появлялся весь день, но на то были свои веские причины. Ты здесь не при чем.