Боялась ли она ответственности? Никогда. Ее сбивали с ног и пинали сапогами, истязали хлыстом, били дубинками, ломая кости и доводя ее чуть ли не до смерти. Но ничто не могло ее остановить, поскольку она верила, что действует по прямому указанию Всевышнего. По ее словам. Бог пришел к ней в ее видениях и сказал, чтобы она поступала именно так. Иногда, открывая Библию, она слышала трепетание ангельских крылышек. Иногда каждое слово в Библии светилось для нее мягким люминесцентным светом.
Не было смысла заключать ее в тюрьму, поскольку она немедленно принималась петь и славить Бога.
Когда ее тащили в суд, она отказывалась от адвоката, настаивая на своей собственной защите. Когда судья принимался толковать ей законы Канзаса, она кричала: "Мы не собираемся рассматривать это дело согласно законам Канзаса. Мы будем рассматривать его в соответствии с законами Бога!" После этих слов поднималась и начинала читать Библию.
Когда судья предлагал ей занять свое место, она обрывала его: "Не предлагайте мне садиться, я вам по годам мать".
После смерти своего первого мужа Кэрри работала учительницей, чтобы содержать себя, ребенка и свекровь. Через четыре года она лишилась своего места. Тогда она стала на колени и принялась молиться: "Милостивый Боже, я не могу больше содержать мать и Чарли. Помоги мне. Может, ты считаешь, что мне лучше выйти замуж. Если так, то я согласна. Правда, на примете у меня никого нет Выбери для меня того, кого ты сам считаешь лучшим…"
Через несколько месяцев она вышла замуж за Давида Нейшна, редактора газеты, фермера и проповедника, справедливо полагая, что это стало ответом на ее обращение к Богу.
Позже Давид Нейшн стал пастором церкви в Канзасе. Однако Кэрри считала, что в искусстве проповеди она понимает больше своего мужа. Поэтому она сама взялась подбирать ему тексты, а нередко составляла и поучения. В то время как Давид читал проповедь, стараясь вдохновить ею свою немногочисленную паству, Кэрри, находясь здесь же, в первом ряду присутствующих, довольно громко подсказывала ему, в каких местах повысить или понизить тон голоса, когда ускорить его темп и когда сделать необходимый жест. Когда ей казалось, что служба затянулась, она выходила к боковому приделу и громко заявляла:
"На сегодня хватит, Давид!" Если он немедленно после этого не прекращал проповедь, она подходила, прямо перед его носом закрывала Библию, вручала шляпу и вела мужа домой.
Через несколько месяцев церковный совет предложил пастырю оставить свое место, что он и сделал с великим удовольствием.
Несколькими годами позже, когда он развелся с нею, она заявляла: "Все бы ничего, но Давид был слишком медлительным для меня".
Этой женщине нужен был не муж, а канзасский мул.
Должен признаться, что говорить о Кэрри Нейшн мне легче, чем о ком-либо еще. Хотя она старше меня почти на пятьдесят лет, я жил в том же городе и учился в том же колледже, что и она. После смерти она погребена в моем родном городе Белтоне, что в штате Миссури. Полагаю, что там же похоронят и меня, и вовсе не исключено, что в течение бессчетных веков я буду лежать всего в нескольких ярдах от Кэрри Нейшн.
Однажды мне довелось видеть ее в действии в городе Пьерра в Южной Дакоте. Во время службы проповедник сказал что-то такое, что ей не понравилось. И здесь же, в церкви, она стала пререкаться, изложив ему свое мнение по поднятому им вопросу.
В другой раз я видел, как она подошла к стоящему в толпе мужчине, выбила у него изо рта сигару, заявив, что ему должно быть стыдно за себя, поскольку из-за табака от него будет пахнуть, как от собаки.
Она не признавала ничего, кроме разве что конных бегов. Понятно, что, родившись в Кентукки, она считала бега хорошим занятием. Зато я видел, как она останавливала на улице молодых женщин, предостерегая их от прогулок с молодыми людьми.
В Нью-Йорке она вызвала фурор, посетив проходящую здесь выставку лошадей и публично осудив при этом почтенного мистера А. Вандербилда за то, что тот носил вечерний костюм в неположенное для этого время.