После первого полевого сезона Фёдор с головой ушёл в работу: изучал и систематизировал полученные материалы, составлял карты. Временами он даже забывал обо всех мирских проблемах и радовался, как ребёнок, когда чистый лист бумаги заполнялся его точками наблюдений и линиями пройденных маршрутов. Вначале карта приобретала вид загадочного рисунка с замысловатыми значками, обозначавшими какие-то породы или отобранные пробы. Потом наполнялась разными цветными пятнами, разделенными между собой чёткими границами, которые были проведены на основании наблюдений и исследований, выполненных в маршрутах. Свободного времени почти не оставалось, а хотелось сделать ещё больше.
До завершения очередного отчёта всё шло как всегда, а потом будто что-то сломалось. Это оказался третий отчёт, в котором он принимал участие. Над каждым обычно корпела целая партия, но самая тяжёлая ноша доставалась ответственному исполнителю. Перелопатив собранные материалы, тот сводил всё воедино, делал выводы и писал окончательный текст отчёта.
Именно ответственному исполнителю полагалось превратить результаты усилий всего коллектива в законченный труд и на основании полученного материала доказать факт открытия нового объекта или обосновать проведение дальнейших исследований. А случалось, из-за бесперспективности рекомендовал поставить крест.
Всю чёрную работу, как говорили в экспедиции, выполняли специалисты рангом пониже. К ним относился и Фёдор. На их плечи ложилось то, до чего не доходили руки главного исполнителя: подготовка проб к анализам для лаборатории, сбор фондовых материалов, построение карт и многое другое. К проведению аналитических работ, как правило, подключались минералоги, петрографы, спектральщики, петрофизики, химики-аналитики и другие специалисты, помогавшие решать поставленные задачи.
Полученные результаты Фёдор приводил к логическому завершению. После этого они попадали на стол начальника, и тот уже решал, как ими распорядиться. Перегружать свои отчёты «фактурой» Шурковский не любил, поэтому собранные материалы нередко так и оставались в его объёмных папках, дожидаясь своей очереди, а толстые книги заполнялись переработанной информацией, которую можно было понимать только так, как преподнёс её автор. Вернуться к исходным данным уже не получилось бы.
– Всего должно быть в меру. За излишки спасибо не скажут, – любил повторять шеф. – Диссертации пусть пишут на собственном материале, а наша задача – хорошо отчитаться и списать затраты. Но, конечно, не в ущерб делу.
Автором всех отчётов всегда становился только Шурковский и очень редко кто-нибудь ещё. О других исполнителях можно было узнать из краткого предисловия, в котором он благодарил их за помощь. Мысли Фёдора постоянно возвращались к начальнику. Хотел он этого или нет, а слова Ачагырова не выходили из головы: «Он поможет, даст самостоятельную научную тему, у него огромные связи. Нужно только хорошо подготовиться к разговору, чтобы вызвать его интерес».
Закатов не собирался заниматься научной деятельностью, защищать диссертацию, издавать научные труды, он хотел только докопаться до истины, а если повезёт – открыть месторождение, но для этого требовалось, чтобы идею поддержали и дали добро на проведение работы. Помочь мог только шеф, и Фёдор с нетерпением ждал завершения его отчёта.
Закончив «отчётные» дела, Фёдор решил разобраться с музейными пробами. После непростого разговора с директором краеведческого музея он встретился с главным хранителем – Александрой Гавриловной Беловой.
Это оказалась невысокая женщина с чёрными как смоль волосами и тёмными глазами. В её пытливом взгляде Фёдор не увидел удивления. По-видимому, к ней часто обращались с разными вопросами по экспозиции музея и истории края. Говорила она по-якутски и по-русски одинаково хорошо. Присмотревшись, Закатов определил в её внешности якутские черты.
«Теперь даже многие коренные якуты забыли свой родной язык, а она шпарит, как по писаному».
Александра Гавриловна оказалась кладезем информации. Многое из интересовавшего Фёдора она знала на память. Вспомнила она и про эти пробы золота, ради которых он пришёл.