— Не надо, выходит, эти поляки — англичане? Как они оказались в Оренбургских степях? Почему прикидываются поляками?
— Ну, слухи о том, что с Пугачевским восстанием не всё чисто, ходили ещё во времена Пушкина. Судя по собравшемуся казачеству, им глубоко наплевать на вольности крестьянские, как бы нас не пытались убедить в этом прогрессивные историки. Давай, посмотрим, что творится в Европе. Французы сидят в предчувствии революции, англичане который год воюют с восставшими штатами и французами в Северной Америке. Испанцам до России никогда не было дела. Австрияки формально наши союзники в войнах с Турцией, пока русские им нужны. Россия же, продолжает расширяться в сторону Европы, укрепляет свои позиции в международных отношениях. Между прочим, я читал, что во время войны за независимость, Екатерина посылала русский военный флот патрулировать берега Северной Америки, чтобы не допустить подвоза боеприпасов и оружия из метрополии. С чего бы Англии любить нас? Россия пытается ослабить Британию, помогая восставшим американцам, англичане инициируют восстания в России, чтобы не допустить её усиления. Политика, дорогой друг, чистая политика. Если я чего забыл, узнаем у нашего пленника.
Дома всё было спокойно, Палыч запретил ребятам говорить Вале, что меня брали в плен, а жена, после родов ещё не пришла в себя, жила только нашим сыном. Потому, обняв меня, вернулась к его колыбели, рядом со своей кроватью. До вечера мы приводили себя в порядок, доктор забинтовал мне плечо, поставив вылетевшую ключицу на место. Несмотря на усталость, сон не шёл, я позвонил Палычу и Володе, они тоже не спали. Собрались на неприятный разговор у Ивана, чтобы не беспокоить наших новорожденных детей. Не откладывая вопроса на завтра, я спросил,
— Что будем делать с предателями? Из тех, кто предательски меня пленил, двоих мы привезли в крепость, оба ранены. Вешать или расстреливать я их не могу, мы их учили полтора года. Отпустить просто так нельзя, это я сам понимаю, завтра нас предадут оставшиеся парни, глядя на нашу беззубость.
— Есть такое понятие — присяга, — задумчиво проговорил Палыч, — никто из наших парней присягу не давал, как и мы, впрочем. Другой вопрос, кому или чему присягать? У нас с вами ни родины, ни флага, как говорится. Нет у нас никакого статуса, никакой политической программы.
— Ну, в царское время, как я помню из книг, присягали государю-императору, — Вовка принялся жевать малиновее пончики, их великолепно готовила Марфа, жена Палыча, — и ни кого не интересовала политическая программа государя. Давайте, принесём присягу одному из нас, например, тебе, Палыч?
— Блин, — поперхнулся чаем Иван, — так и помереть можно, от твоих шуток. Нет, я отказываюсь быть главнокомандующим. Не мой профиль. Где чего подслушать, напасть или узнать, другое дело. Надо кому-то из вас, парни. Люди вы видные, кидайте, что ли, жребий. Любому из вас принесу присягу, всё равно мы повязаны этой скалой, никуда друг без друга не денемся.
— Жребий кидать не будем, присягнём Андрею, — опередил меня Вовка, паршивец, этакий, — даже не спорь, Андрюха. Для дела надо, я не боец, я техник. Люди это великолепно знают. Тем более, что вогулы и без присяги подчинятся только тебе.
— А с парнями, что делать будем?
— Пусть проваливают на все четыре стороны, сошлёмся на формальное отсутствие присяги. Письма в посёлок зашлём, для остальных наших ребят. Чтобы, мол, уходили к нам, либо мы забудем, что знали друг друга, — Иван разлил остатки крепкого чая, — согласен, генерал? Да, как мы тебя называть станем? Надо что-то эффектное придумать, может, князь?
— Только не это, подстраиваться под время не будем, помните у Макаревича, «Пусть этот мир прогнётся под нас»? Тем более, что скоро появятся комиссары, Директория и прочие революционные термины. Так и так, вы согласны, что будем уходить, надо простой, не затасканный и понятный всем термин.
— Тогда предлагаю назвать тебя воеводой, термин чисто русский, всем понятен. В официальной России его лет пятьдесят не употребляют. А нас обозначим полковниками, чтобы тоже понятно было. Парни наши частью звания имеют, частью получат в ходе дела. Табель о рангах составим позднее, в более спокойные времена, — подытожил Иван.
— Договорились.
На общем построении следующим утром речь произносил Палыч, я с забинтованной рукой стоял рядом. Он весьма доходчиво объяснил причину принесения присяги не только бойцами, но и гражданскими лицами.
— Поедет кто из вас в Прикамск, к примеру, да задержится там с друзьями-казаками. Нам надо знать, выручать вас, как нашего товарища, или оставить там, как друга пугачёвских бунтовщиков. Потому сразу предупреждаю, никого насильно мы не будем удерживать. Присягать нашему воеводе Андрею Быстрову начнём через час. Все, кто не желает, могут за это время уйти, с вещами, но, без оружия. Зла мы на вас держать не будем, но в бою не пожалеем, коли, под руку попадётесь.
— Те из нас, кто присягнёт воеводе Андрею, — продолжал Иван хорошо поставленным командным голосом, — станут нашими братьями, за них мы пойдём на любого врага, выручим из любой беды. Кто же нарушит клятву, будет казнён, как Иуда. Думайте.
— Почему войска Петра Фёдоровича бунтовщики, — не удержался один из приписных крестьян, — он же наш государь-император.
— Потому, что служат казаку Пугачёву англичане, — не выдержал Палыч и кивнул своему парню, — приведи.
— Что же, сэр Джеймс, — обратился я к представшему перед нашими заводчанами «поляку», — ваша судьба в ваших руках. Быстро и доходчиво объясняете собравшимся свои цели и остаётесь в живых. Иначе, вы мне не нужны.
— Я скажу, — авантюрист-разведчик не собирался умирать за идею в глуши уральской, — я сэр Джеймс Уинслей, британский офицер, прибыл три года назад в Оренбург с заданием организовать восстание против Екатерины Второй. Нас прибыло пятеро, с весьма приличными деньгами, двадцать тысяч фунтов золотом. Мы нашли Емельяна Пугачёва, наняли казаков ему в помощь, дальше вы знаете.
— А вольности крестьянские? — недоумённо прозвучало в полной тишине.
— Мы вам и луну с неба можем обещать, — ухмыльнулся Уинслей.
— Уводите, — махнул я охране.
Нет, не зря мы с раннего утра общались с сэром Джеймсом, поначалу решившим, что попал в руки правительственных войск. Он почти час пытался запудрить нам мозги, сначала тем, что внедрился с целью убийства Пугачёва, затем, своим английским происхождением. Видимо, рассчитывал на привычную русским слабость к иностранцам. Увы, после разговора с ним на английском языке, и популярного объяснения, что мы не любим правительство, а «закон тайга, медведь хозяин», оптимизма у доблестного шпиона не осталось. В обмен на сохранение жизни, он обязался выдать всю известную ему информацию и выступить перед народом с разоблачением.
Пять наших парней всё же решились уйти к родным, мы их честно выпустили за ворота с котомками, дойдут до Прикамска пешком. С ними отправили обоих предателей, раны их позволяли передвигаться, а здоровье нас не интересовало. После чего Палыч приступил к присяге, каждый присягнувший подходил к нему, целовал крест, и клялся верно служить воеводе Андрею Быстрову. Башкиры, приведённые Палычем из рейда, вместо целования креста, клали руку на Коран. Его Иван привёз с собой из Башкирии, он там многих проводил под такую клятву. Процедура затянулась надолго, до темноты. Батюшку и доктора приводить к присяге мы не стали, пообещав отпустить их в любое удобное для них время. Закончился этот сумбурный день поздно вечером, проверкой часовых на стенах крепости.
Утро началось с неприятной, но, необходимой акции, расстрела пленных казаков. Я коротко зачитал им приговор, отец Никодим причастил всех шестерых перед смертью. Расстреливали пленников четырнадцать наших парней, до сего времени не участвовавших в сражениях, мы решил их повязать кровью, чтобы отсечь все дурные мысли к отступлению. Пока крестьяне закапывали расстрелянных врагов в братской могиле за деревенькой, население крепости готовилось к осаде. Бревенчатые стены обильно поливали водой, добиваясь толстого ледяного покрова, гореть никто не хотел. Миномёты устанавливали на боевые позиции и пристреливали пустотелыми минами. Орудия давно были закреплены на стенах, но, пару выстрелов болванками Палыч не преминул выполнить из каждого ствола.