— Неужто воевать пришлось? — Ахнула Валентина, едва не выронив блюдо с жареной рыбой, — тятенька, ты бы поберёгся варнаков этих.
— Нет, доченька, воевать нам не пришлось, — Быстров погладил дочь по плечу, — так, напугали пару раз. На стоянках пытались к нам подобраться какие-то шалые люди, вот и постреляли в их сторону. Убитых утром не нашли, следы крови были, такое дело. Добрались мы в устье Амура, времени много потеряли, пока убедились, что именно эта река и есть Амур. Местные жители, как только не называют реку-то. Дальше всё просто, плыли, пока в лёд не уткнулись, пару раз видели на северном берегу казачьи острожки, да с казаками так и не поговорили. Зимовали мы на южном, маньчжурском берегу.
— Как зимовали? — поинтересовался Палыч, — хунхузы не докучали?
— Нет, зиму мы провели спокойно, с местными жителями подружились, спокойные люди, добрые. Только подневольные, почти, как наши крестьяне. Журжени эти с них три шкуры дерут, до нитки бедняг обирают. Не поверите, железа почти не знают, наконечники стрел костяные точат. Поторговали мы с ними зимой, знатно поторговали.
— Каюсь, зятюшка дорогой, — поклонился в мою сторону тесть, — каюсь. За зиму всю твою казну растряс, да немного скобяного припаса, что с собой брали. Зато, сто тридцать две собольих шкурки в нашем остроге ждут тебя, не считая тридцати куньих, трёх тигровых и семи медвежьих шкур. Вот так!
— Бог ты мой, — ахнули все присутствующие. Даже Ван Дамме знал, что в Санкт-Петербурге соболья шкурка стоит не меньше двухсот рублей. По самым минимальным подсчётам, не менее тридцати тысяч рублей серебром можно выручить за меха, собранные за зиму моим тестем.
— Вот такие дела, — улыбнулся довольный Василий Фёдорович, при виде нашего изумления, — наши стрелки ещё десятка три соболей добыли. Мяса за зиму мы накоптили, пудов сто, не меньше. А ещё добавлю, без дела мы не сидели, досок напилили, на два корабля хватит, хоть сейчас можно суда ладить. Жаль, дерево не высохло, да, выбирать не приходится.
Такие новости стоило отметить, и Палыч не поленился принести бутылку настойки самогона на кедровых орешках. Перед выездом из Иркутска мы закупили литров тридцать лечебной настойки, практически полностью изведённой на дезинфицирование ранений. К берегу Амура удалось сохранить всего две последние бутылки, одну из них мы и распили за успехи Василия Фёдоровича, за его здоровье и умения. За зиму он не только обогатил нашу общину на несколько десятков тысяч рублей, но и подготовил возможность немедленной постройки двух паровых судов. Не зря мы везли за тысячи вёрст три паровых двигателя. До поздней ночи засиделась наша кампания у костра, обсуждая ближайшие планы и празднуя встречу.
Радости Валентины от встречи с отцом не было предела, впрочем, все наши переселенцы были счастливы. Ещё бы, встретить близких людей за много тысяч вёрст от родного дома. Да не просто родных повстречать, а узнать, что впереди выстроен настоящий острог, путь до океана разведан и пройден. И три парусника ждут нас в двухстах верстах вниз по Амуру-реке. Мы с Палычем не огорчали оптимистов, уже мечтавших продолжить путь к океану на кораблях, как говорится, «со всеми удобствами». Василий Фёдорович по нашей просьбе не афишировал, что больше полусотни человек на корабле не поместятся. Наутро после встречи мы поговорили с ними более предметно, после чего небольшой отряд в два десятка фургонов и полсотни всадников отправился на восток, вдоль берега Амура. Мы спешили переправить вперёд три паровых машины, мастеров-механиков во главе с Николаем Сормовым, всех наших корабелов и часть боеприпасов. Тесть не скрывал от нас своих опасений после активной зимней торговли.
— Видишь, Андрей Викторович, мы успели скупить почти все меха ещё осенью, до приезда маньчжурских торговцев с юга, уверен, китайцы уже готовят войско для нашего наказания, — задорно улыбался он, нисколько не опасаясь китайских отрядов, — острог мы выстроили с запасом, человек четыреста поместятся спокойно. За зиму сотни три сосновых стволов сложили на берегу, если Николай Иванович устроит механическую пилораму, за месяц досок напилим на пять корабликов, а то и больше. Сосны добрые, не меньше сажени в поперечнике, пилы за зиму мы направили, лишь бы привод сделать.
— Да, Сормов посмотрит на месте, не выйдет речку запрудить, паровик приспособит, тот, что третий, — Палыч задумчиво кивнул головой, — как ты думаешь, сколько китайцев придёт тебя наказывать?
— Точно сказать не могу, никто из наших парней по-китайски не бает, сам знаешь. Приезжали к нашему острогу какие-то людишки, с охраной, грозили, кричали так тоненько, как злая старуха. Послали мы их, сам знаешь, куда. Дважды возвращались, но, видать, поняли, что мы их не понимаем, уже два месяца не видать тех людишек. Думал я, местных жителей расспрашивал, что поумнее, — тесть погладил свою бороду, — бают, отряд будет небольшой, до тысячи воинов. Сотня всадников, полсотни стрелков с ружьями и фузеями, пушек, вот, обещают много, чуть ли не двести, это плохо. Остальные с пиками и саблями. Придут в начале лета, в июне, по-нашему. Может, успеем уплыть?
— Надо думать, дело опасное, нужно подробно всё обсудить и прикинуть, что нам выгоднее, быстро уплыть или разгромить отряд и ввязаться в войну с китайцами. Оружия у нас больше, чем достаточно, на пару армий хватит. Если сможем продержаться пару лет, дальше будет веселее, боеприпасы пойдут свои, сможем перемолоть любую армию. — Палыч взглянул на меня, — второй Сталинград можно китайцам устроить. Зимой они воевать не станут, а летом всегда можно уплыть по Амуру, если война не заладится. Как?
— В любом случае, безопасный путь из России нам нужен, уже нынче осенью могут сюда первые караваны выйти. Опять же, ты прав, лучше воевать с китайскими войсками на берегу Амура, чем возле нашего будущего поселения, где нам свяжут руки семьи и развёрнутое производство. Там мы никуда отступить не сможем. — Я дождался утвердительного кивка Палыча и продолжил, — и третье, при таких доходах, грех уходить отсюда. Не забывайте, пару-тройку лет, мы будем работать без прибыли, единственная надежда на доход от торговли мехами.
— Тогда нам нужно спешить, — тесть снова принялся нервно теребить свою бороду, — полторы-две недели до половодья у нас есть. Дай небольшой отряд, чтобы доставили наши меха сюда, после половодья отправишь их обратно, в Таракановку. Оттуда Володя вышлет их в столицу, Лушникову на продажу. Коли всё пройдёт быстро, через год серебро смогут сюда доставить, с тридцатью тысячами рублей мы весь Охотск купим, все торговые суда будут нашими.
— Ну, Фёдорович, ты даёшь, — захохотал Палыч, услышав предложения моего тестя, — да ты авантюрист почище нас. Но, мысль толковая, с отправкой мехов надо спешить, а надёжную команду сопровождения я подберу.
После отъезда тестя мы немного изменили планировку будущей крепости, в расчёте на возможную осаду китайской армией. Работы было невпроворот, весна в Сибири короткая, не успеет стаять снег, как земля просохнет, и можно будет двигаться вдоль берега на Восток. Роман моей дочери и нашего проводника развивался стремительно, но, старый холостяк всё не решался сделать официальное предложение руки и сердца. Что не мешало ему находиться рядом с Аграфеной круглый день, расставались они лишь на ночь. Потому, особого выбора для нас с Палычем не было, в том, кого направить руководителем отряда в Таракановку. Грушу знали все, статус моей дочери и её твёрдый характер придали ей необходимый авторитет руководителя. Небольшой отряд в два десятка всадников при паре фургонов сможет двигаться достаточно быстро, чтобы добраться в Таракановку до наступления зимы. Если Аграфена поедет, участие Кочнева было гарантировано, чего мы и добивались. Другого способа уговорить независимого казака проводить наш отряд, хотя бы до Иркутска, не было.