К тому времени, когда рассвело, под стенами крепости остались лишь мёртвые. Тут и вылетели башкиры с вогулами, собирать трофеи. Так и не уснувшие командиры дремали в тулупах у ворот, ожидая возвращения трофейной команды. После чего, ночная смена отправилась спать, оставив пленников на попечение выспавшихся стрелков, которых так и не поднимали по тревоге всю ночь. С вечера Палыч велел им спать, невзирая ни на какую стрельбу, этот приказ молодые организмы выполнили успешно. Тем более, что стрельба велась не больше получаса, остальная ночь прошла тихо. Сменив своих друзей, стрелки с удивлением выслушали рассказы о побоище и отправились нести караульную службу. Сами трофеи и пленников подсчитывали к вечеру, когда мы с Палычем немного отоспались.
Убитых караульные насчитали больше ста пятидесяти человек, только вблизи крепости. Сколько погибло на опушке под миномётным огнём, выяснять не стали, опасаясь нападений из леса. В плен сдались почти шесть сотен человек, одни крестьяне. Пищалей, фузей и прочего антиквариата собрали на поле всего полсотни стволов. Большинство атакующих крестьян бежали с вилами, пиками и топорами. Вот этого инструмента набралось на тысячу работников, не считая ножей. Их даже башкиры не стали брать себе, сдавая в общий котёл. Среди наших парней, пятерых всё же ранили, особо буйные сдающиеся. К счастью, ранения оказались лёгкими.
Подводя итоги, мы с Палычем зашли к башкирам в казарму, расспросить о трофеях, увидели там всех пленниц.
— Я же велел всех выгнать сегодня, — спрашиваю командира отряда, — что случилось?
— Извини, бачка, гнали, не хотят идти, — смутился Ильшат.
— Быстро вон все отсюда, — рявкнул я на «плечевых», — чтобы духа вашего здесь не было.
— Не губи, начальник, не гони нас на улицу, — одна за другой, стали на колени женщины, преданно заглядывая в лицо, — мы работать будем, полы мыть, кашеварить можем. Только не гони нас на улицу, нам ведь податься некуда, помрём с голода или опять к разбойникам прибьёмся.
— Значит, так, Ильшат, — я обвёл взглядом его бойцов, — женщин прямо сейчас вымыть в бане, устроить на женской половине, работу им Владимир Анатольевич найдёт завтра. Одежду выберите сами из трофеев, не пожалеете?
— Нет, бачка, не пожалеем.
— Коли бабы останутся в крепости, в казарму их не таскать, никакого блядства. Только по согласию, в отдельной комнате, всё понятно? Драк из-за женщин не потерплю, при первом же случае виновницу выгоню, хоть ночь будет. Кому нужны женщины, приводите с улицы в крепость, но, по желанию, и показывайте Палычу и доктору. Кто захочет взять жену, в Сарапуле есть мулла, обвенчает. Насчёт отдельного жилья разберёмся.
После определения будущих поломоек на жительство, мы занялись работой с пленными. Разделённые на десять групп по количеству сараев, крестьяне уже пришли в себя, поели и собирались домой. Мы объяснили, что на ночь, глядя, выгонять никого на мороз не собираемся, особенно раненых. Вместо вечерней сказки предложили политинформацию в лучших традициях советских времён. Для ускорения процесса мы с Палычем разделились, затем пошли в народ. После обычного вступления, где я выкладывал аргументы, уже напечатанные в листовках, наступал «вечер вопросов и ответов». Обозлённые крестьяне первым делом пытались обвинить нас в убийстве их товарищей, в нанесении ран им самим. Эти претензии я разбивал одним вопросом, «Кто вас просил нападать? Мы тут год живём, никого не трогаем. Не я в твою деревню пришёл, а ты в мою. Кто же виноват, по носу получил, юшка потекла, не реви, терпи, да на ус мотай. Так нас в детстве учили драться?»
После этого выплеска обиды начинался настоящий разговор, с мыслями о вольности крестьянской, о двух извечных русских вопросах, «Кто виноват?» и «Что делать?». Мы договорились не растекаться мыслью по древу, задерживаться в каждом коллективе не больше часа. Мы не пытались за это время сагитировать крестьян в свои ряды, понимая, нужно время и обдумывание наших тезисов, чтобы к нам приходили убеждённые люди, а не жаловались потом на обман. Мне, например, понравилась игра с предложением крестьянам подумать, что будет, если завтра все станут свободными. Благо, время соответствовало, богатейшие чернозёмы юга России ещё были в руках крымских татар. Потому игра была беспроигрышной, выбрав себе жертву, я задавал свой вопрос и вместе с окружающими крестьянами начинал рассуждать.
— Вот, освободили всех крестьян в России, что ты будешь делать?
— Как пахал, так и буду жить, — отвечал крестьянин.
— Так земли у тебя нет, — это беспроигрышное замечание всегда попадало в точку.
— У барина возьму исполу.
— Так ты крепостным и останешься, будешь на барина работать, до смерти долги не отдашь, и детей похолопишь.
— Тогда куплю землю, — пытался найти ответ парень, понимая, что оплошал.
— Так денег у тебя нет, а займёшь, опять кабала будет, не хуже, чем у барина. Случись неурожай, отберут у тебя землю, да в долговую яму сядешь.
— Ну, не знаю, пойду искать свободные земли. На них и осяду.
— Так в России свободных земель нет, только помещичьи, да казённые. Разве монастырские ещё забыл. Чтобы свободные земли найти, надо далеко в Сибирь забраться. На хороших землях, как ты понимаешь, могут быть другие хозяева, или дикари-нехристи, прости господи. (На этом месте мы все дружно крестимся). Придёшь ты туда, поселишься один, ну, с женой. А соседей нет. Случись чего, никакой помощи не добьёшься, попа близко нет, ни крестить, ни отпеть. Кузнеца рядом нет, купцы не приедут. Можно, конечно, поселиться близко к городу, так там опять поборами замучают, да лихие люди из кабаков полезут. Вот так. Куда крестьянину податься, зачем тебе свобода?
— Тебе ведь, свободу ещё не дали и никто не даст, — после некоторого перерыва продолжаю доводить парня до истерики, — кроме меня. Я тебе не обещаю свободу с голым задом, я совсем ничего не обещаю. Я сам ухожу на Восток, в Беловодье, где нет помещиков, земля свободная, климат тёплый. Там собираюсь жить со своими друзьями так, как по Правде Русской положено, без поборов и рекрутства, без рабов и барщины. А на врагов, дикарей-нехристей, прости господи (общее крестоположение), найдётся управа. Пушки наши видел? Вот так-то.
Не агитируя крестьян немедленно переходить под своё начало, я уходил в следующий сарай. Что говорил Иван, я не знаю, но, думаю, его агитация была практичнее моей. Закончили мы свою политучёбу поздно вечером, вымотались, как бобики на помойке. Усилив караулы, попили втроём чай, наши поздние чаепития стали традицией, своеобразное подведение итогов и согласование планов. На этот раз настроение, несмотря на усталость, бодрое, планируем глубокую разведку и окончательный разгром остатков отряда восставших. Под командованием некоего Юськи Антонова, якобы яицкого казака. Жив ли это Юська, мы не знали, оставалась надежда, что он погиб и после ночного разгрома отряд без командира рассеялся. Учитывая, что днём никакого движения в окрестности крепости не замечалось, шансы на мирное изгнание бунтовщиков были велики. На всякий случай, мы обсудили наши действия, согласовали время и условные знаки. Жаль, что радио ещё не изобрели, надо быстрее заняться этим вопросом.
Утром мы попрощались с нашими постояльцами, выдали им листовки, да и выгнали за ворота, указав дорогу на Прикамск и Бабку. Конные разъезды резво прочесали округу, подтвердив наше предположение об отступлении восставших. Судя по следам, расходились бунтовщики по всему направлениям небольшими отрядами. Надо полагать, решили заняться реквизицией продуктов у крестьян, пленные жаловались на плохое питание последние дни. В лесу нашли свежую братскую могилу, хорошо, хоть на это хватило совести у разбойников, не бросили своих подельников на поживу волкам. Что здесь будет твориться через полгода, после рейдов царских карателей, страшно представить. Солдаты точно не будут хоронить расстрелянных и повешенных бунтовщиков.
Мы двумя взводами на конях двинулись по дороге в Прикамск, желание освободить посёлок, а, главное, завод, было огромное. Нам нужна продукция завода, полгода без дела сидеть нельзя, завод должен работать. Мне было всё равно, кто будет продавать нам полуфабрикаты и жесть, лишь бы поставки шли регулярно. Искать другого поставщика в это время не только бесполезно, опасно, весь Урал охвачен восстаниями. Надёжней работать с испытанным заводом, тем более, самым близким. На полпути к посёлку мы увидели на дороге два замёрзших трупа, судя по ранам, погибли от потери крови. Видимо, они шли последними, и похоронить некому. Забросали трупы хворостом, захороним позже, двинулись дальше, выслав вперёд четверых всадников разведки.