Основное войско самозванца давно покинуло разграбленный город, однако, было опасение, что отдельные группы мародёров задержались, несмотря на то, что родственники казнённых сняли с виселиц тела жертв скорого суда Петра Фёдоровича. Разбитые окна и выбитые двери начали вставлять, но, власти в городе не было. На улицах не было не единой души, окна домов, закрытые ставнями, встретили нас глухим молчанием. Чувствовалось, что сквозь них нас пристально изучают глаза жителей. В город мы вышли втроём, с Петуховым и Обуховым, остальные остались на пристани, не сохранившей ни единого корабля или лодки. На случай встречи с большой группой грабителей, все мы вооружились не только ружьями, навесили на пояса по два револьвера. Лёша и Серёга не хуже меня научились стрелять из двух револьверов одновременно. Да, что я говорю, скорее всего, лучше меня. Парни молодые, тренировались при любой возможности, наверняка, давно превзошли меня в скорострельности и меткости.
Июньское солнце стояло в зените, в городе не было ни единой тени, чтобы укрыться от палящего зноя. Мы медленно шли к ближайшей уцелевшей церкви, в полуверсте от пристани. Она была одним из немногих каменных строений в городе, да и просто ближайшим местом, где я намеревался оставить освобождённых монашенок. Увы, здание церкви оказалось не просто пустым, а дочиста разграбленным, причём следы явно были свежими, их никак не могли оставить пугачёвцы. Я знал, где находится ещё одна церковь, в паре кварталов по пути к дому Лушникова. Туда мы направились, приняв максимальные меры предосторожности, одновременно, пытаясь показать свою безалаберность и глупость. Громко разговаривая и слегка покачиваясь, мы изображали пьяных торговцев, решивших прикупить по дешёвке товаров в разрушенном городе.
На сей раз, церковь оказалась работающей, если можно так выразиться, худенький дьячок прибирался у алтаря в небольшом деревянном храме. Видимо, потому и не тронули эту церковь, что выглядела она бедно и стояла в рабочем квартале. Увы, наши попытки 'сбагрить' освобождённых монашек натолкнулись на полное непонимание. Более того, дьячок буквально вытолкал нас из храма, услышав слова об освобождённых монашках. Плюнув на всё, мы пошли к дому Лушникова, там должны оставаться сторожа и их семьи. Приказчики вместе с семьёй Акинфия Кузьмича вовремя 'эвакуировались' в столицу. Дом нашего компаньона внешне не пострадал, и мы направились внутрь, готовые встретить полный разгром. Каково же было наше удивление, когда в доме мы обнаружили целые окна, всю мебель на месте, сундуки со сломанными замками, полные различного 'барахла', явно перерытого, но оставленного на месте. Даже пианола осталась нетронутой, остатки разрозненной посуды и столового серебра оказались на месте.
Зато все наши попытки найти сторожей и дворню оказались безрезультатными, даже собаки во дворе отсутствовали. Избы сторожей стояли пустыми, печи выглядели нетопленными несколько дней. Если бы не жара и полуденное солнце, пришло тогда мне сравнение, типичный триллер. Ни единого живого человека в нетронутой обстановке, как в книгах Стивена Кинга. Стоп, а где книги? Мы вернулись в дом, где не нашли ни единого листка бумаги. Более того, создавалось впечатление, что дом тщательно обыскивали, а все книги и бумаги аккуратно вывезли. Судя по нескольким вскрытым половицам, явно искали тайники. Почему-то мне пришли на память поляки-англичане из пугачёвского приближения, один из которых жил в Таракановке. Чего бы простым крестьянам так аккуратно себя вести? Прятавшиеся соседи узнали меня и рассказали, как вывозили из дома Лушникова все бумаги, а командовали возчиками два иностранца, говорившие по-русски с заметным акцентом. Было это в первый же день появления бунтовщиков, после чего ни один разбойник близко не подходил к купеческому дому.
Эти же соседи согласились приютить наших монашек, развязав нам руки для движения домой. Прощаясь со старшей монахиней, я спросил её имя.
— В монашестве зовут меня старицей Неонилой, — с напускным смирением ответила женщина.
— Если потребуется моя помощь, пришлите человека с письмом в Таракановский завод, к Владимиру Кожевникову. Он мой близкий друг, я расскажу ему о нашей встрече, Неонила, — не обращая внимания на удивлённое лицо старицы, я отправился к своим ребятам.