За два дня рабочие навели понтонную переправу через Каму, до Амура у нас не будет на пути таких крупных рек. Верховья Оби, Енисея и Иртыша мы рассчитывали пересечь по такому же понтонному мосту, опыт строительства пригодится. К тому времени, как первая повозка проверила прочность наплавного моста, на северном берегу Камы ждали своей очереди четыреста восемь повозок. Я дал отмашку рукой, Палыч выстрелил в воздух из своего помповика. Радисты продублировали приказ по рации, и мы тронулись через Каму, покидая родное Прикамье. Мелкий моросящий дождь не успел размыть песчаные берега реки, я поднял лицо к небу, подставляя его под капли мороси.
— Палыч, дождь приносит счастье! Значит, нам всё удастся сделать, и мы обязательно вернёмся к чёрной скале!
Глава шестая.
Я медленно покачивался в седле, осматривая склоны уральских гор, невысокими холмами поднимавшиеся слева от нашего каравана. Справа от меня восседал на пегом мерине Ван Дамме, развлекавший меня рассказами о своих плаваньях южнее экватора. Его немецкие коллеги предпочитали дремать в повозках, а Клаас сразу вытребовал себе коня и стал моим постоянным спутником. Оглянувшись на четыре колонны фургонов, вытянувшиеся за нами, я почувствовал себя героем произведений Майн Рида, покорителем Дикого Запада. В принципе, мы были покорителями, только Дикого Востока. Такие мысли придавали некую романтичность нашему скучному путешествию.
Да, первая неделя нашего движения, несмотря на неизбежные неурядицы и мелкие проблемы, оказалась самой спокойной. Места были хорошо изучены, наш отряд одной своей численностью распугал всех окрестных кочевников и не ушедшие с Пугачёвым группы восставших. Дожди, сопровождавшие нас в начале пути, не успели размочить сухую землю. Азарт первых дней путешествия помогал пешеходам двигаться быстро, мы проходили за день полсотни вёрст, несмотря на ранние осенние сумерки. Не прошло и десяти дней, как на левом берегу реки Уфы, в устье Салдыбаша, к нам примкнули две сотни башкир. Многие везли с собой семьи, гнали небольшие, 'бедные', табунки лошадей и отары овец. Двадцать пять бойцов Ильшата стали десятниками новичков, сразу после принятия теми присяги. А шестьдесят наших бойцов пересели на приобретённых коней. Чтобы произвести впечатление, за каждую 'мобилизованную' лошадь я расплатился серебром. С сёдлами обстояло хуже, их бойцы ладили сами, заказывая нашим шорникам или прикладывая свои умения 'самоделкиных'.
После присоединения к нашему каравану десяти башкирских семей, мы продолжали двигаться на юго-восток, форсировали сильно обмелевшую за лето реку Сим. Добравшись до реки Инзер, пошли вдоль её русла. Сначала по-вдоль Инзеру, потом перешли на Большой Инзер, мы довольно быстро перевалили через водораздел. К верховьям реки Белой мы вышли в районе Белорецкого завода, не избежавшего нападения пугачёвских войск. Жалкое зрелище представляли разрушенная плотина, сожженные водяные колёса и разграбленные заводские кузницы и литейки. Немногочисленные рабочие, не разбежавшиеся от бунтовщиков и не примкнувшие к ним, вышли встречать нас. Видимо, испугались репрессий, независимо от нашего отношения к Петру Фёдоровичу, как говорится, 'у сильного всегда бессильный виноват'. Пётр Андреевич* ещё не написал эту басню, ему, поди, двадцати годов нету.
Остановившись в заводском посёлке, мы решили дать людям два дня отдыха, запастись провизией и приступить к выполнению нашего плана. Официально я выступил перед рабочими и показал указ императрицы, чётко сказал, что на Дальнем Востоке никаких крепостных и рабов нет, и не будет. Нагло используя полномочия, указанные в письме государыни, я загрузил в наши повозки часть оставшегося оборудования завода, несколько тонн отливок. Палыч же, проводя нелегальную работу, два дня склонял рабочих и семьи погибших мастеровых присоединиться к нам. В ход шла наглядная агитация и внешний вид наших спутников, рассказы таракановских мастеров и рабочих. Даже хваставшиеся добычей и ружьями вогулы с башкирами лили воду на нашу мельницу. Немаловажную роль сыграл блеск серебряных денег, обещанных авансом. Рабочие завода, как и в наши девяностые годы, не видели зарплаты больше года, с первых дней восстания Пугачёва. Учитывая несколько ограблений отрядами бунтовщиков, материальное положение мастеровых оставляло желать лучшего.
Особых успехов агитация не принесла, с нами отправились меньше двадцати рабочих, в основном, молодые парни, без семей. Но, наряду с ними, напросились в караван восемь вдов с малолетними детьми, совсем изголодавшимся женщинам было очевидно, что зиму они на брошенном заводе не переживут. После Белорецкого завода наш караван вышел на Сибирский тракт, направившись на его южную ветку. Мы спешили, по-прежнему проезжая по сорок вёрст за день. Наступивший октябрь подморозил разбитые дороги, позволяя сохранять взятый темп движения, несмотря на то, что количество повозок каравана давно превысило полтысячи. Пользуясь относительно населёнными местами, мы постоянно закупали корм лошадям, сберегая взятые запасы фуража на 'чёрный день'. То же самое происходило с питанием людей, передовые взводы вогул и башкир ежедневно охотились, сохраняя наши консервы в запасе. Воду, к счастью, экономить не приходилось, почти всё время мы двигались вдоль рек. Однако, всему когда-нибудь приходит конец.