Горожане, к моей радости, не упали духом от недостатка железа и, соответственно, работы для большинства мастеровых. Кто-то занялся производством боеприпасов, другие покупали у меня трофеи и перековывали их на плуги и косы, торговали с крестьянами. Третьи осваивали иные профессии, шорников, сапожников, стеклодувов, печников и так далее. Многие остались на строительстве, с наступлением весны все распахали солидные участки, засеяли их, и засадили картошкой. Столичные учителя не остались без дела, занимаясь обучением дежурных подразделений и временно безработных мастеров. Моё указание обязательного изучения письма и счёта никто не пытался нарушать. Получалось, в городе жили почти пятьсот рабочих, мастеров, учителей с семьями и двести стрелков, менявшихся ежемесячно. Не считая двух сотен китайских рабочих, занятых в строительстве, на верфях и кирпичном заводе.
Мы только-только установили радиосвязь с Ближней крепостью, отправили к верховьям Амура полсотни трофейных корабликов с китайскими экипажами. Прошлой осенью, всю трофейную флотилию оставили зимовать в верховьях Уссури, чтобы быстрее выходить к Амуру. Часть лодок перевели на озеро Ханка, другие ушли к Амуру. Но, корабликов двадцать ещё ожидали своего часа на берегах Уссури. Места здесь глухие, даже сторожей оставлять не требуется, никто наши трофеи не тронет. Собственно, потому и спешили налаживать связь, чтобы чего не случилось с речной флотилией. И вдруг, в мае этого года радист приносит радиограмму: 'К истоку Амура вышел караван из Таракановки, четыреста семьдесят шесть человек, без одежды и припасов, с женщинами и детьми'. Мы, понятное дело, сразу нагрузили наши пароходики и послали вверх по Амуру. Тот караван почти полностью состоял из выживших после разгрома войска Пугачёва крестьян. Они, в большинстве своём, и распахивали нынче весной землю вокруг Владивостока, основали восемь хуторов и двенадцать больших деревень на побережье к северу от города. Многие из них насмотрелись на карателей, видели своими глазами виселицы, увешанные крестьянами. Потому и вспомнили наши листовки, по пути в Таракановку беглецы успели взять с собой семьи, кто смог.
Как писал Кожевников, отправлял беглецов он в начале февраля 1775 года, с полусотней повозок, все мужчины шли пешком. Запаса продуктов не хватало, ладно, вооружили сотню мужиков ружьями, да сопровождение дали, из наших парней, побывавших в Барнауле. Ну, среди беглецов и мастеровые оказались, человек семьдесят, с Демидовских заводов. Некоторые из них знали дорогу на Алтай, так и добрались, по степи. Тогда их почти спасли от смерти казахи Срыма Датова, выделившие в долг фураж для коней. Барнаул, однако, беглецы обошли стороной, многих там отлично знали, мужики были битые, на 'авось' не надеялись. Попадись они на глаза официальным властям, пришлось бы отстреливаться. А Вовка строго наказал, с властями не ссориться, оружие не применять. Потому и дальше, по пути в Иркутск, наши беглецы-поселенцы, обходили крупные селения, не имея возможности толком пополнить запасы фуража и продуктов. Выданные на дорогу продукты и триста рублей деньгами давно закончились. Так и вышло, что изголодали переселенцы на дороге от Барнаула до Иркутска, только охота и спасала, а кони на траву перешли. На этом переходе они и встретили мою Аграфену с грузом мехов. Она сообразила дать им проводников до Белого Камня. Тяжко пришлось беглецам, особенно их детям. Двенадцать ребятишек похоронили они в дороге, семеро взрослых надорвались от старых ран, две женщины умерли родами.
Кроме сотни ружей, ничего они не привезли, собственно, Володя побоялся доверить им тяжёлые грузы, слишком спешно собирался караван. Нет, чуть не забыл, три длинноволновых рации с запасом аккумуляторов, он всё-таки уложил в фургоны. Так, что теперь оба парохода были радиофицированы, да одна запасная рация лежала на складе Владивостока. Я ещё раз мысленно взвесил наиболее вероятные варианты наших действий в свете возможного нападения маньчжурских войск. Китайцы не оставят нас в покое после наглого разгрома карательного отряда в устье Сунгари. За зиму число обиженных торговцев и чиновников, у которых наши парни отобрали сбор ясака и торговлю пушниной Приамурья, как минимум, утроится. Едва мы определились с жильём, как конные разъезды оповестили всех местных жителей о смене власти. Собранные для сборщиков налога припасы, деньги и меха бесцеремонно конфисковали и доставили в ближайшие остроги. Во Владивосток отвезли только меха, остальные ценности шли в распоряжение комендантов наших крепостей, на хозяйственные нужды. Попыток сопротивления среди местных властей не было ни единой, слухи о разгроме карательного отряда весьма этому способствовали, надо полагать.