Через пять дней после появления китайцев у Надёжного, большой отряд противника вышел к крепости Ближней. Артиллерии у них насчитали сто двадцать орудий, а пехоты около шести тысяч. Действовали вражеские командиры также основательно, окапывались, пушки огораживали земляными валами, подвозили неспешно припасы. Мы ежедневно сверяли по картам движение кавалерии и наших судов. На девятый день, совершая рекордные переходы, башкирский отряд форсировал Сунгари, выбрав мелководье в полусотне вёрст выше впадения в Амур. Тем же вечером пароходы соединились с парусной флотилией в устье Уссури. Словно, дождавшись этого, китайцы начали обстреливать обе наши крепости, день в день. Это не было совпадением, наверняка, сроки начала бомбардировки были заранее согласованы.
Едва китайские пушки дали первый залп, даже не попав в стены обеих крепостей, наши миномёты ответили осколочными минами. Вся территория вокруг крепостей давно была пристреляна, поэтому уже первые выстрелы оказались результативными, попали в центр расположения артиллерии. Стараясь выбить максимальное количество обученных пушкарей, миномётчики поработали усердно, засыпав вражеских канониров десятками снарядов. Прекратили обстрел, убедившись в полном отсутствии движения между пушками. К сожалению, на такую артподготовку ушла половина миномётных снарядов, но, результат оказался великолепным. Пушки после этого ни разу не выстрелили, до конца осады. Возможно, свою роль сыграли удачные попадания миномётчиков Надёжного в запасы пороха, сложенные возле орудий. Этот взрыв принёс не меньше разрушений, нежели наши мины. С другой стороны, у Ближней крепости, такой удачи не произошло, но, пушки тоже парней не беспокоили.
Когда радисты сообщили о результатах первого дня боевых действий, мы во Владивостоке немного успокоились. Помощь осаждённым была в пути, не пройдёт и недели, как наши достигнут Ближней крепости, хотя бы конница Ильшата. Боеприпасы, что везли вьючные лошади, с лихвой возместят все потраченные снаряды и патроны. Тем более, что до сих пор пехота противника атак не предпринимала, даже в этом чувствовалось влияние европейской военной доктрины. Хотя время Наполеона ещё не прошло, европейские генералы отлично понимали, что сила не только на стороне больших батальонов. Мне думается, именно в конце восемнадцатого века артиллерию достойно оценили и назвали богом войны.
Именно в день первой атаки китайцев, как сейчас помню, к нашему берегу пристали два чужих корабля, вернее, шлюпа, явно изготовленных в Охотске.
До сих пор к нашей пристани причаливали только китайские торговцы, да наши же пароходы. Потому и охраны на берегу моря мы не держали, не сомневаясь в безопасности со стороны залива. Полчаса ушли на сбор двух десятков стрелков, проживавших поблизости, во главе которых я отправился к группе казаков, расхаживавших по причалу. Снимать посты с других направлений я не стал, опасаясь нападения. Кто знает, вдруг казачки решили нас отвлечь кораблями, а основной отряд от леса заходит? За год мы более-менее разобрались в царивших на Дальнем Востоке нравах. В погоне за сверхприбылями меховой добычи торговцы и казаки не только писали доносы друг на друга, иногда вспыхивали настоящие перестрелки между соперниками, не поделившими данников. А сколько купцов и приказчиков пропали без вести, отправившись торговать в тайгу, не сосчитать.
Учитывая вместимость шлюпов, больше семи десятков казаков там не будет, с ними мы справимся. Все мои попутчики были с помповыми ружьями, я нацепил пояс с двумя револьверами. Потому мы смело направились к качавшимся у причалов шлюпам.
— Воевода Андрей Быстров, — представился я, приблизившись к казакам, — кто такие?
— Андрей! Не узнал? — быстрым шагом вышел вперёд казак, смутно показавшийся знакомым, — это я, Ерофей Подкова!
— Не узнал, богатым будешь, — я обрадовался встрече, раскрывая руки для объятий. Мы обнялись, улыбаясь, как старые знакомые, я обратил внимание на исхудавшие лица казаков, знать, голодали. — Пойдём ко мне, поговорим, товарищей твоих сейчас покормят, распоряжусь.
— Рассказывай, Ерофей, где обустроились, откуда такие кораблики ладные, — мы уселись за стол под навесом нашей 'таможенной избы', я выставил немудрёное угощение, жбан с квасом, каравай хлеба, да копчёную рыбу, — мы уж год, как обосновались в этом заливе. Про тебя ни слуху, ни духу.