После появления первых слухов о восстании Пугачёва, мой авторитет среди староверов и вогул начал превращаться в пророческий. Чуть ли не каждую неделю в Таракановку прибывали ходоки от раскольников, с вопросами о судьбе восстания, о перспективе обещанного освобождения крестьян и возвращения старой веры. Стараясь не говорить конкретики, я начисто отвергал любые изменения правительственной политики, не забывая упомянуть о жестоком подавлении восстания. Вогульские старейшины твёрдо уверились в моём таланте предсказателя, по крайней мере, те два рода, что переселились в наши края. Я попытался использовать свой авторитет для 'идеологической обработки' своих бойцов, в первую очередь, вогулов. Приводя в пример, поведение старейшин, мои сбывшиеся предсказания, я приучал воинов к мысли, что мои команды и приказы пойдут исключительно для пользы их родов, для пользы всех работников завода. Не пытаясь обожествлять себя, ежедневно, на получасовых совместных занятиях я буквально вдалбливал парням безоговорочную веру в меня и моих друзей.
Тогда и пришла мне в голову идея телефона, самого примитивного способа быстрой связи. Вообще, думал я о радио, чтобы иметь постоянную связь с ушедшим на север пятым взводом. Парни уходили на всю зиму, без всякой надежды на помощь, меня, вложившего в них силы и средства, в виде трёх десятков ружей, не могла не беспокоить их судьба. Первым пришла в голову возможность радиосвязи, но, до радиоламп в наших условиях страшно далеко. От радио фантазия плавно перешла к телефону, применить его можно было в пределах нашей крепости в Таракановке. Этот вид связи, по здравому размышлению, оказался вполне реальным. Всё, что необходимо для создания электрических аккумуляторов, было под рукой, кислоты и щёлочи, свинец и цинк, медь и железо. Наши помощники идею создания электрических аппаратов восприняли реализацией сказки, не меньше. Мои рассказы о неведомой силе, способной передавать свет, звук и передвигать предметы на расстоянии, однозначно толковались парнями, как продолжение сказки о Емеле и щучьем велении. Потому принялись доморощенные электрики за дело с небывалым энтузиазмом, не прошло и пяти дней, как два довольно мощных аккумулятора, весом в половину пуда каждый, уже стояли в мастерской. Оставалось воплотить теоретические знания в практику.
Прервали мои изыскания приятнейшие события, в Прикамск вернулись Володя с Катериной. Причиной возвращения стала беременность Катерины, желание рожать в родных местах, среди любимых родственников. Срок беременности у неё, как и Ирины, определили в шесть месяцев, обе женщины не могли расстаться друг с другом. Прожив немного у отца, Катерина перебралась к нам в Таракановку, где они с Ирой целые дни проводили вместе. Вовка, кроме заказанных пряностей, каучука и других мелочей, привёз настоящий подарок.
- Знакомься, Сормов Николай Иванович, ученик Ползунова, - представил он мне своего спутника, худющего тридцатилетнего парня, - после смерти своего учителя, он сохранил и модернизировал ползуновский паровой двигатель. Не поверишь, нашёл я его совершенно случайно, он пришёл к Никите, регистрировать патент на двигатель от имени покойного учителя. Нет, патент мы выправили, а парня я сразу прибрал к рукам.
- Ну, что вы, Владимир Анатольевич, - смущённо возразил Николай, - я сам к Вам напросился работать, когда увидел станки на вашем заводе.
Кроме чудо-механика, Вовка привёз сразу три работающих ползуновских паровых двигателя. Их он, при активном участии Сормова, начал примерять на суда своего тестя, в первую очередь, на подаренный к свадьбе парусник. Глянув на мои заморочки с клиновыми затворами, Вовка быстро нашёл возможность ускорить работы по их изготовлению. Тут же, за неделю, внедрил в производство двустволку, назвав её 'Луша - 2'. Самое интересное, он ещё в столице разработал подробную технологию изготовления помпового ружья, но не решился применить.
- Понимаешь, испугался я, там же проходные дворы, а не заводы, - объяснял мне своё решение Володя, - вокруг нашего завода постоянно какие-то непонятные личности шатались. Чуть ли не каждую неделю разные генералы и чиновники завод изволили осматривать, половина нерусских, да с хитрыми сопровождающими. Те всё норовили мои станки срисовать, не поверишь, дважды эскизы сам отбирал. Пришлось специальными кожухами всё накрывать. Хорошо, что порох и капсюли ты здесь производишь, там бы их рецепты давно украли.
- Ну, капсюли европейцы лет двадцать не раскусят, нет такой аналитической возможности, - я не раз думал об этом, - хотя, ты прав, мы рискуем вооружить Наполеона.
- Ничего, если всё пойдёт по-нашему, Павла не убьют и Наполеон останется союзником России. Никита, кстати, уже познакомился с наследником, привозил к нам на завод и подарил ружьё. Надеюсь, удастся продержать его на троне лет десять или больше. Да и мы даром времени не потратим, пулемёт лет через десять я гарантирую.
- А самолёт? - не удержался я, вспомнив прочитанный рассказик о воздушных шарах, якобы стоявших на вооружении русской армии в 1812 году.
- Самолёт на паровом двигателе не полетит, у Можайского так и не вышло, - Володя задумался, - ДВС, в принципе, я хоть сейчас сварганю. Но, стоить он будет на вес золота, не меньше ювелирных изделий. Да и бензина нет, нефти в России нет. Надо отправлять танкер в Баку, в принципе, ничего невероятного в самолёте не вижу. Но, лет через десять-пятнадцать, не раньше.
- Ну, это дело будущего, главное, успеть до войны с Наполеоном, если она будет.
За считанные дни Вовка собрал на заводе два фрезерных станка, ещё один расточной станок, специально приспособленные для производства помповых ружей. Рабочие срочно принялись отстраивать под экспериментальное оружие новый корпус, отдельно стоящий, добавив головной боли в смысле обороны. Теперь этот цех предстояло окружить земляным валом. Я вернулся к телефону, оборудовав четыре первых линии связи. Одна связала мою квартиру с Вовкиными и Ивановыми апартаментами, став любимой игрушкой для наших жён. Теперь они, едва проснувшись, спешили созвониться, по часу обсуждая непонятные мне проблемы и новости, несмотря на расстояние в три минуты ходьбы между нашими жилищами. Особенно, как ни странно, увлекалась телефонными разговорами Марфа, скучавшая без Палыча. Интересно, что к вырезанию микрофонных и телефонных чашек я привлёк стариков-вогулов, резавших различные фигурки из кости. Теперь они увлечённо резали по образцу микрофоны, телефонные трубки из моржового и мамонтового клыка.
Вторая телефонная линия соединила моё жилище с караульной башенкой, а третья - Вовкину квартиру с дежурным по заводу. Между собой мы давно разделили обязанности, чтобы не мешать друг другу в экстремальных ситуациях. В случае опасности я брал под охрану внешние рубежи, включая крепостную стену, а Володя организовывал рабочих на заводе, чтобы не допустить пожаров и паники. Между прочим, к октябрю появились первые результаты моей письменной агитации, с Урала и Пермских заводов начали приходить рабочие и мастера, наниматься на работу. Понемногу мы привлекали к работе и молодых вогулов, одиноких женщин, особенно на патронное производство. Как обычно, самая трудная и неблагодарная работа доставалась женщинам, впрочем, они были страшно горды одинаковым с мужчинами заработком.
Удачно телефонизировав наше хозяйство, я решил предложить новинку в Прикамске, продемонстрировал Алимову возможности телефона. Он с недоверием отнёсся к новинке, не понимая, какая может быть польза от тихих звуков в трубке, когда есть слуги и колокольчик на шнурке, ведущий в комнату привратника. Но, на примере Иры и Кати, мы уже знали, как пробиться к сердцу мужчины. Конечно, через его жену и дочерей. Я договорился с Сергеем Николаевичем, что бесплатно установлю телефон в его доме, соединив линией с домом батюшки. Попадья была ужасно разговорчивой и общительной женщиной, на это мы и рассчитывали. Пока протягивали полтораста метров провода между их домами, мне удалось договориться с управляющим о дополнительных поставках меди и пробном производстве проводов небольшого сечения. Самим тянуть километры медной жилы не хотелось, а быстрая связь между Таракановкой и Прикамском, особенно в свете нападения отрядов Пугачёва, пригодилась бы.