В небольшом караульном помещении стояли колченогий стол, несколько стульев и табуреток. Под потолком — тусклая лампочка. Гарбуз спросил у Галкина:
— Как обстановка?
— Во всем видна подготовка к побегу. Наших людей сегодня не поставили на посты у двери из подземного коридора и с тыльной стороны тюрьмы. Яцкевич сказал, что там в заборе несколько оторванных досок.
— Да, я знаю. Ты скажи лучше: как нам незаметно пробраться к тому месту?
— А мы уже придумали, — улыбнулся Галкин. — Сейчас придет Яцкевич, и мы вам расскажем.
И действительно, тот появился через минуту. Вытирая ладонью мокрое от дождя лицо, сообщил:
— Все в порядке. Люди расставлены.
— Хорошо, — кивнул Гарбуз.
— А все остальное просто, — улыбнулся Яцкевич и заговорщицки посмотрел на Галкина. — Подземный коридор выходит прямо во двор напротив лаза в заборе. Там, в конце коридора, есть темный отсек. Мы сейчас проберемся туда, а в нужный момент и спросим: что ж это вы, господа хорошие?
...Ночь. Дождь. В темноте тревожно и резко поскрипывает натянутая над забором колючая проволока. Бесшумно открывается тяжелая дверь, из нее один за другим начинают выходить люди. Их много. Вышедшие первыми тут же словно прилипают к мокрой каменной стене. Будь во дворе посветлее, на лицах можно бы заметить напряжение и тревогу. Наконец выходит последний. Осторожно прикрывает за собою дверь и направляется к высокому забору. За ним через утопающий во мраке двор гуськом тянутся остальные. Первым к забору приближается сам начальник тюрьмы. На ощупь находит висящие на одном гвозде доски и раздвигает их. Затем оборачивается к стоящему за ним мужчине:
— Ну, Кузьма Константинович, с богом.
Венчиков — а это именно он — молча трогает начальника тюрьмы за локоть и первым пролезает в дыру. За ним — еще двадцать человек. Все идет по плану.
Но все шло по плану не только у беглецов. С другой стороны забора каждого их них встречали по двое неизвестных, вежливо, но решительно подхватывали под руки и говорили:
— С освобождением вас. Пройдемте с нами, а то здесь скользко, да и в кустах запутаетесь.
Наверное, один Венчиков с удивлением подумал: «Странно, почему мне никто не сказал, что здесь нас будут дожидаться?» Но вслух не обронил ни слова. Да и встречавшие действовали стремительно. Они увлекли Венчикова куда-то вниз, и вскоре он, с поцарапанным ветками лицом, оказался в каком-то дворе. Его свалили на мокрую землю, сунули в рот кляп, связали руки. Венчиков слышал возню недалеко от себя и наконец понял, что с другими участниками побега происходит то же самое, что случилось и с ним. «Предали!» — холодея от догадки, сквозь зубы выругался он. Но предпринять уже ничего не мог. Стоявший неподалеку Алимов услышал какие-то непонятные звуки: Венчиков, по-волчьи подвывая, плакал.
Когда последний беглец был связан, через ту же дверь из подземного коридора вышла группа вооруженных людей. Впереди — Гарбуз. Он подошел к начальнику тюрьмы:
— За пособничество в побеге из тюрьмы группы опасных преступников вы арестованы!
ОТВЕТ ЗАГОВОРЩИКАМ
После кровавых событий 3 июля волна революции, казалось, пошла на спад. Все враждебные народу силы ополчились в защиту капитала, слились в клокочущий злобный поток. Дрогнули нервы у многих из тех, кто колебался, кто пытался устоять на позициях примиренчества. Но буржуазии рано было торжествовать победу: разбуженный к свободной жизни трудовой народ не собирался отступать.
Прямо с поезда Михайлов, не заходя к себе, появился в штабе милиции. Гарбуз не мог скрыть радости.
— Слава богу, вовремя ты вернулся!
— Спокойно, Иосиф! — Михайлов сел за свой стол. — Давай все по порядку.
Гарбуз выждал немного, приводя в порядок свои чувства, и начал докладывать:
— Обстановка хуже некуда. В Белоруссии сконцентрировались сильные центры контрреволюции: в Могилеве Ставка во главе с Корниловым, главный комитет георгиевских кавалеров и союз офицеров, в Минске — штаб Западного фронта. Корнилов и его единомышленники наводнили Минск своими шпиками — бывшими жандармами, провокаторами и полицейскими. Они хорошо вооружены и дожидаются сигнала, чтобы начать действовать и расчистить путь для мятежа.