Мужчина молча швырнул на пол браунинг. Шкаф отодвинули еще дальше и незнакомца вывели на середину комнаты. Обыскали. Алимов взглянул на документы и удовлетворенно сказал:
— Вы-то нам и нужны, гражданин Ложкин. — И тут же приказал двум милиционерам: — Вниз его, да смотрите, чтоб не дал деру.
Затем, вернувшись к хозяину, не без торжества улыбнулся:
— Что молчите, Кравцов?
Кравцов дрожал и не мог выговорить ни слова. Алимов сказал высокому милиционеру:
— Яков, этого тоже вниз.
Яков дулом винтовки показал Кравцову: идите вперед. Алимов, подсвечивая себе керосиновой лампой, двинулся следом. Там, где лестница делала поворот, он обратил внимание на небольшую боковую дверь. Тронул — открыта. Держа в левой руке лампу, а в правой револьвер, вошел в небольшую захламленную кладовую. Справа и слева висели темные шторы. Отодвинул рукой с револьвером штору слева и заглянул за нее. Но рассмотреть ничего не успел. Из-за правой шторы поднялась рука с ножом, и Алимов ощутил удар в спину. С глухим стоном осел на пол...
КТО ОН, «ПАПА РИМСКИЙ»?
Большевики Белоруссии, выполняя требование Центрального Комитета партии, всеми силами старались не допустить продвижения мятежных войск к Петрограду. Минский комитет большевиков превратился в организующий центр борьбы против корниловщины в Белоруссии.
Военно-революционный Комитет Западного фронта и штаб революционных войск Минского района под руководством Михайлова направили революционные части в основные пункты, через которые должны были проходить корниловцы. Удалось установить контроль за железной и шоссейной дорогами. Основные телефонные и телеграфные станции городов и узлов связи тоже находились в руках революционных сил.
В Гомель с частями 18-го Северского драгунского полка Кавказской кавалерийской дивизии прибыл Буденный. До этого Семен Михайлович, будучи председателем полкового и членом дивизионного солдатских комитетов, встречался в Минске с Мясниковым и Михайловым. Перед большевиками 18-го Северского и Нижегородского драгунских полков была поставлена задача: не допустить расправы над войсками Гомельского пересыльного пункта, восставшими против Корнилова. По дороге в Гомель в эшелонах члены полковых комитетов и представители Минского комитета большевиков провели большую политическую работу среди солдат. В результате генерал Копачев, командовавший полками, не смог выполнить приказ штаба Западного фронта о подавлении бунта. Революционными силами были взяты под контроль Гомельский железнодорожный узел, телефонный и телеграфный узлы, а также Киевско-Петроградское шоссе, что дало возможность изолировать Ставку от англо-французских войск, сосредоточенных при штабе Южно-Западного фронта. Большевики Гомеля создали отряд красногвардейцев и направили его в помощь революционным войскам. Все эти меры привели к тому, что через несколько дней по пути на Оршу были задержаны и разоружены пять железнодорожных эшелонов с солдатами «дикой» дивизии, которые следовали к Петрограду.
Бурлил в эти дни и Могилев. Жихареву удалось получить самые исчерпывающие сведения о планах Корнилова. Именно Жихарев сообщил о продвижении «дикой» дивизии через Оршу на Петроград, что позволило Мясникову и Михайлову вовремя поставить об этом в известность Буденного.
В Минске, несмотря на арест большой группы наиболее активных заговорщиков, обстановка оставалась крайне напряженной. По ночам в разных частях города вспыхивали перестрелки, на заборах и стеклах домов появлялись погромные листки. На некоторых предприятиях, в воинских частях враги революции пытались сагитировать рабочих и солдат выступить в поддержку Корнилова.
Михайлову приходилось работать круглые сутки: днем в комитете большевиков, ночью — в штабе милиции. Даже в те короткие два-три часа, когда он забегал домой, чтобы немного передохнуть, голова ломилась от тревожных мыслей. Смерть Алимова потрясла Михаила Александровича, и он, несмотря на огромную нагрузку, лично возглавил работу по розыску убийцы.
Выяснилось, что из кладовой, где на Алимова было совершено нападение, узкая потайная лестница вела в подвал, а оттуда к сараю, стоявшему у самого забора, шел подземный ход. Им убийца и воспользовался. Но кто он? Как его найти? Эти мысли не давали покоя Михайлову. Первые несколько суток никто из арестованных в доме Кравцова не давал никаких показаний. Все они, надеясь на скорый переворот, держались нагло и самоуверенно. Михайлов выкроил около часа свободного времени и поехал в тюрьму. В комнату для допросов привели Кравцова. Михайлов видел его впервые: это был высокого роста рыжебородый мужчина лет пятидесяти пяти. Темные, глубоко сидящие глаза смотрели зло и настороженно. Михайлов кивнул на прибитый к полу табурет: