Но Михайлов не стал садиться. Выждал, пока наступит тишина, заговорил:
— Друзья, у нас будет время, и я, конечно, расскажу обо всем, что вас интересует, а сейчас хочу сказать главное: и в Петрограде, и в Москве назревают большие события. Я привез вам горячий привет от ЦК партии. Нам предложено еще более активизировать работу по укреплению партии и приумножению ее рядов. Агитация против самодержавия должна стать более открытой и активной. Надо разъяснять солдатам, что война, которую ведет Россия, не служит интересам Отечества и народа, она нужна царю и его приближенным, а народу приносит лишь одни страдания. Надо всемерно расширять географию нашей деятельности, создавать организации большевиков в других уездах и не только в крупных, но и в мелких воинских подразделениях — в ротах, взводах. Вот коротко, что я вам хотел сказать. — Он опустился на стул, привычно забросил ногу на ногу и попросил: — А теперь рассказывайте, как здесь идут дела, что нового случилось, пока я ездил.
В этот момент в комнату вошел Алимов:
— Товарищи, не нравится мне возня, которую затеяли недалеко от дома четверо каких-то господ. Как бы не шпики...
Мясников не стал раздумывать:
— Рисковать нам сейчас ни к чему. Давайте, друзья, разойдемся, продолжим разговор на очередном заседании. Выходите парами через двор. Роман укажет дорогу.
Вскоре в комнате остались только Мясников и Михайлов. Михайлов спросил:
— Тревожно в городе, Саша?
— Да, особенно в последнее время. Город кишит шпиками и провокаторами. Мы, конечно, стараемся усилить конспирацию, исключить провалы, но всегда надо быть начеку.
— Что нового в Земсоюзе?
— Все по-прежнему. И мы считаем, что тебе есть смысл снова пойти туда работать. Представляешь, какие возможности? В ведении Минского комитета Земсоюза больницы, амбулатории, через которые только в этом году прошло около ста шестидесяти тысяч больных и раненых людей. Не менее двадцати тысяч человек, чтобы не умереть с голоду, ежедневно обращаются в питательные пункты Земсоюза. А если к этому добавить, что в Минской губернии имеется почти семьдесят различных учреждений — и на фронте, и в тылу, — повторяю, нетрудно себе представить, какие возможности ты, Михаил, будешь иметь для работы среди солдатских масс.
Мясников был одним из немногих, кто знал настоящую фамилию собеседника, но с глазу на глаз называл его просто по имени, которое было настоящим.
— Решено, — сказал Михайлов. — Иду в Земсоюз. А где я буду жить?
— У Крылова, на Сторожевке. Тебе приготовлена отдельная комната с выходом в сад. Проводит тебя Алимов, он ждет во дворе. Встретимся завтра, я приду к тебе...
Михайлов с Алимовым быстро шли по скупо освещенным улицам. Бурливший днем город с наступлением темноты затаился. Замерла, спряталась за деревянные ставни жизнь.
Часто ныряли в проходные дворы — Алимов знал город как свои пять пальцев. Михайлов вспомнил: летом он вот так же, как теперь, вместе с Романом направлялся на конспиративную квартиру и за ними увязались шпики. Заметил их Алимов: «Михаил Александрович, а за нами слежка». Михайлов оглянулся, и в поле зрения сразу же попали какие-то два типа. «Проверим», — шепнул Алимов и свернул в проходной двор. Те двое — следом. Сомнений не оставалось — шпики. Алимов тогда их ловко провел. Он вошел в очередной двор и сразу же потянул Михайлова за небольшой сарайчик. Шпики прошмыгнули мимо, а Михайлов и Алимов быстро вернулись на улицу, свернули за угол, затем опять же проходными дворами ушли.
Алимов, словно угадав мысли Михайлова, спросил:
— Михаил Александрович, а помните, как нам пришлось от слежки уходить?
— Ты знаешь, Роман, я об этом только что подумал. Мы тогда так и не успели разобраться, кто мог пустить по нашему следу шпиков. Ведь о том, что мы пойдем с тобой на встречу с Любимовым, приехавшим из Лунинца, знали только четверо — Мясников, Кривошеин, Ландер и Чарон.
— Да, мне тогда это тоже показалось странным. Но вы уехали, и я как-то забыл о том случае...
На узенькой окраинной улочке они остановились у высоких ворот. Алимов, просунув руку в специально прорезанное отверстие, открыл калитку, пропустил вперед гостя. В дальнем углу двора злобно заворчала собака. Тут же послышался негромкий окрик:
— Пошла в будку!
От сеней отделилась темная фигура и двинулась к ним. Судя по голосу, это был пожилой мужчина. Он тихо сказал:
— Здравствуйте! Давно жду вас. Проходите в хату.
Хозяин повернулся и пошел впереди, указывая дорогу. Они поднялись на крыльцо, миновали сени, затем — полутемную кухню и оказались в освещенной керосиновой лампой чистой и теплой комнате. С небольшого топчана им навстречу поднялась женщина лет пятидесяти. Алимов сказал: