— Ди'кут. — пробурчал Фиксер.
Порой — а если честно, то очень часто — у Скорча не было другого занятия кроме как ждать, и ему волей — неволей приходилось убивать время размышлениями. Он часто думал о новоявленном внуке Скираты. Клоны сплетничали, как и все существа в галактике.
— Ты не думал, что этот ребенок от клона? — наконец проговорил Скорч.
— Какой ребенок? — Фиксер направился к меню, вывешенному возле кухонного отдела; выбор там был богатый. Солдаты расступились дав ему пройти. — Что это с тобой сегодня?
— Ребенок, которого Скирата приносил в казармы, когда Зея не было. Его внук.
— А, тот сверток. Угу. А что это ты вспомнил?
— Это довольно странно — передать своего ребенка Мэндо, который сражается на войне. Я к чему — как же плохо должно быть дома, если со Скиратой ребенку безопаснее?
— И почему это значит что ребенок от клона? Может, семейка Скираты живет в шебсовом тупике галактики, и у него будет больше перспектив, даже если старый шабуир начнет прыгать с ним по минному полю.
— Корсканту. Это не совсем минное поле.
Скорч припомнил вьющиеся темные волосы и темные глаза младенца. Было в нем что — то… что — то знакомое. Ребенок запросто мог сойти за одного из клонов — детей на Камино, тех задумчивых и серьезных мальчиков, которые когда — то засматривались в столовой на старших клонов, вроде Скорча.
«Таким, совсем недавно, был и я.»
Скорч видел в их глазах себя: отчаянно жаждущего чего — то, чего не мог еще выразить, чувствующего себя в безопасности только среди своих братьев по выпуску.
Напуганного. Напуганного всем.
— Я, пожалуй, возьму тушеную нерфятину. — проговорил Фиксер, таким тоном, словно он был ресторанным критиком. Скорч не мог припомнить случая, чтобы Фиксер выражал бурный восторг, даже когда они были детьми. — А ты, Скорч?
— Хм… где тут порции побольше. Лапшу чака.
Присматривать за ребенком от клона было как раз тем, что сделал бы Скирата. Он мог быть убийцей, выколачивателем долгов, мог заниматься множеством прочих жестоких и беспощадных ремесел, но своих ребят он любил слепо и беззаветно. Если бы кто — то из них улучил время, чтобы заделать ребенка, он принял бы этого ребенка как собственного…
— Что если это ребенок от «Омеги»? — спросил Скорч.
Фиксер медленно повернул голову. Ему пришлось разворачиваться еще и корпусом, потому что наспинный модуль выдавался слишком высоко, чтобы смотреть через плечо.
— Что ты несешь? Заканчивай.
— Я говорю — что, если отец ребенка, кто — то из команды «Омега»? — Скорч постарался понизить голос. — Они его любимчики.
— Опять слитого хладагента напился?
— Ладно, забыли.
Фиксера куда больше интересовала его еда. Скорч очень медленно повернулся, чтобы посмотреть, как говорят Этейн и «Омега». Когда две команды проводили совместную операцию на Корусканте — не было секретом то что генерал и Дарман стали любовниками. Скорч понял, что ему сложно принять такое положение дел, так что он приказал себе просто заткнуться и думать только о том, чтобы выжить. Он беспокоился о том, что становится похожим на Фая. Этого языкастого маленького ди'кута часто поминали в команде «Дельта» — за то, что он делал все, чего должен был избегать клон — коммандо — он чересчур много думал о внешнем мире, он не стеснялся говорить вслух о своем недовольстве, и он сеял вольномыслие того же рода среди своих братьев. Он должен был знать что выход — только через мешок для трупов. Что им все время говорили во время учебы? У них есть цель, у них есть предназначение, и это — гораздо больше чем многие имеют в своей жалкой жизни. Хорошо, так почему же этого недостаточно?
— А может быть, он плод любви Дармана и генерала. — выдал Фиксер, возвращаясь к теме. Дроид плюхнул коричневую жижу на горку вареных овощей. Только судмедэкспертиза смогла бы подтвердить что в подливе действительно был нерфий фарш, но все равно это далеко ушло от безвкусных пищевых кубиков, которыми их кормили в детстве, а тем более — от сухих пайков. Горячая вкусная пища была роскошью, которую Скорч никогда не считал само собой разумеющейся. — Она целую вечность пропадала на Квиилуре. А может — капитана Мэйза, потому что он такой красноречивый проходимец, что женщинам перед ним не устоять.
Мэйз был ходячей ледяной глыбой. Причем вечно сердитой.
— А вот теперь хладагента напился ты.
— Я тоже умею придумывать безумные теории. Безумнее этой быть не может. Я выиграл. А теперь жрем.
Они подхватили свои подносы и протолкались к столу, оккупированному — в полном военном смысле этого слова — Боссом и Севом. «Омега» могла перемешиваться с другими отрядами, с другими по званию, но «Дельта» все также предпочитала компанию только из своих, и какие бы чувства они ни вызывали у других клонов — те обычно искали место в стороне. Скорч хотел прогуляться к беленьким с незнакомыми отрядными значками и задать пару вопросов, но это могло подождать. Он поставил дисишку и шлем между ног и подвинул к себе гору лапши.
— Так, а зачем генерал сюда явилась? — Босс вгрызался в груду сочных пирожков с красной фруктовой начинкой. — Кроме того, чтобы навестить любимый отряд?
— Раздает сладости. — хмыкнул Сев. — Всякий раз, когда она навещает команду в поле, она прихватывает для них угощение. Точь — в — точь как Скирата.
— Хм. Может он ее и удавкой научил работать в своем стиле?
— Она что — то говорила насчет того, сколько людей отправили на эту помойку. Я как — то подслушал как генерал Мласке говорил, что она достает Зея и Камаса просьбами вывести гарнизон и оставить местных разбираться между собой, потому что для сепаратистов они будут той же проблемой, что и для нас. И они здесь свяжут силы сепов задаром.
Фиксер прожевал. За столом несколько секунд стояла тишина, нарушаемая только негромким чавканьем.
— Ну, логика в этом…
Босс не договорил. Только что зал столовой через наклонные бронеставни под потолком был освещен солнечным светом, а через мгновение Скорч летел спиной вперед, среди тьмы и клубов огня. Что — то ударило его плашмя в грудь и выбило из него дух. Это оказалось столом. Он нащупал винтовку, но шлем куда — то унесло, а он сам лежал навзничь, пытаясь вдохнуть, но ему удалось лишь наглотаться пыли и закашляться. Он не мог дышать…. Но он может слышать. Это уже кое — что.
Крики послышались сразу же; не вопли боли, только команды сделать то, проверить это, вызвать медиков. Скорч пару раз попытался сесть, прежде чем понял, что на нем все еще лежит стол. Потом тяжесть внезапно исчезла. Сквозь оседающую дымку пермакритовой пыли он увидел Сева, спохватился что не знает, сколько он валялся под столом, взглянул на дисплей хроно в пластине предплечья и лишь потом понял, что он не знает когда это началось.
— Прямое попадание у главного входа. — Сев вытер рот тыльной стороной ладони. На лице у него было множество бисеринок крови, словно он неудачно побрился. — Ты в порядке?
— Что случилось с защитными системами периметра? Считалось что здесь мы в безопасности.
Сев поднял его на ноги, но стоять тут было особо негде. Зал столовой был сплошной массой перевернутых столов и стульев. Он не испытал на себе всю мощь взрыва ракеты, но ударная волна и обломки вышибли двери и швырнули в воздух всё, что не было закреплено в этом помещении.
И они швырнули металлические подносы как метательные лезвия Каски, превратив их в смертоносное оружие. Скорч осознал это, пытаясь разобраться в сцене на которую он смотрел, несмотря на то, что его рассудок говорил «ужасно, отвернись, не смотри» — тебе приходится смотреть, даже если тебе от этого плохо. По удар попали двое стоявших неподалеку от стойки, куда были сложены подносы, и один из них был только в повседневной форме; ему подносом срезало ногу у колена. Его товарищи стояли рядом на коленях, оказывая первую помощь. На другого они не обращали внимания. Тому удар снес верхушку черепа.
В бою некоторые вещи ты упускаешь из виду, а некоторые ты не можешь и не хочешь забыть. Скорч чувствовал, что эта сцена врезается в его память так, словно она никогда не потускнеет. Дело было в нелепости — сцена бойни, с едой и посудой, разбросанной в крови.